очень нудно 
36 
Хладнокровно излагая этот смертный приговор, Аркадиус нагнулся вперед и постучал тростью в окошечко за кучером.
– Эй, Гракх!
Появилось круглое лицо юного возницы.
– Господин виконт?
– В Тюильри, мой мальчик!
Этот адрес поразил Марианну, обдумывавшую предложение ее друга. Она вздрогнула.
– В Тюильри? Зачем?
– А разве вы не должны встретиться там с князем Клари, который обещал провести вас на большую галерею Лувра, чтобы наблюдать за выходящей из капеллы императорской парой?
– Вы серьезно думаете, – возмутилась Марианна, – что я хочу увидеть этот… маскарад?
Аркадиус громко рассмеялся, разрядив обстановку.
– Я вижу, что вы по достоинству оценили усилия Его Величества Императора и Короля в части одежды, но от этого зрелище ничего не потеряет и…
– …и не лучше ли будет честно признаться, что вы хотите избавиться от меня! Что вы собираетесь делать, Аркадиус?
– Ничего особенного. Хочу съездить в одно место и надеюсь, что вы предоставите мне карету, в которой теперь совершенно не нуждаетесь.
– Возьмите ее, только прежде отвезите меня домой. Гракх, мы возвращаемся, – распорядилась Марианна, в свою очередь постучав по стеклу.
Ей хотелось выпытать у Жоливаля, какова цель его поездки, но она знала по опыту, что он был очень скрытным и заставить его говорить, когда он решил молчать, невозможно.
Карета Марианны сделала полуоборот, чтобы вернуться на мост Согласия. Толпа, такая густая при прохождении кортежа, понемногу рассеялась. По набережной и по бульвару парижане направлялись к дворцу Тюильри, где сейчас на балконе императорская чета давала возможность своему народу восхищаться ею. Но Марианна не имела ни малейшего желания видеть ее, эту пару, такую раздражающую, полную несоответствия. Если бы Наполеон женился на принцессе, отвечавшей его собственным критериям, Марианна, будучи аристократкой, испытала бы при этом некое удовольствие, несмотря на адские муки оскорбленной любви… но эта крупная блондинка с коровьими глазами?.. Как он мог смотреть на нее с такой радостью, такой гордостью, сквозившей в каждом его движении? Да и сам народ чувствовал это. Может быть потому, что перед его тысячеглазым взором стоял образ привлекательной, изысканной, всегда безукоризненно элегантной Жозефины, он проявил перед новоприбывшей энтузиазм по заказу. Робкие приветственные возгласы раздавались лишь кое-где. Впрочем, сколько было среди присутствующих, приветствующих Марию-Луизу, тех, кто семнадцать лет назад глазел на этой же площади, как слетела голова Марии-Антуанетты? А эта новая австриячка, жалкое подобие тогдашней ослепительной принцессы, разве может внушить парижской публике что-нибудь, кроме недоверия и тревоги?
В то время, когда карета проезжала по мосту, с некоторыми трудностями из-за проводившихся на нем работ в связи с распоряжением Императора установить на нем восемь статуй погибших на полях сражений генералов, затем направлялась к Лилльской улице, объезжая здание Законодательного Корпуса, чей греческий фасад был еще в строительных лесах, Марианна и Аркадиус не обменялись ни словом.
Но когда карета остановилась у обновленного подъезда особняка д'Ассельна, Марианна, принимая предложенную руку, не могла удержаться от вопроса:
– Вы уверены, что я не должна сопровождать вас… в этой столь срочной поездке?
– Совершенно уверен, – невозмутимо ответил Аркадиус. – Будьте благоразумны и ожидайте меня в тепле у камина… и особенно постарайтесь не волноваться! Может быть, мы не так уж беспомощны, как воображает милорд Кранмер.
Ободряющая улыбка, поклон, легкий прыжок – и виконт де Жоливаль исчез в карете, тут же покатившей по улице. Пожав плечами, Марианна поднялась по ступеням и вошла в вестибюль через открытую лакеем дверь. Благоразумно ожидать… не волноваться… Жоливалю легко давать подобные советы, а вот ей было тягостно войти в этот дом, где она не встретит Аделаиду, дорогую, невыносимую и восхитительную Аделаиду с ее неизменным голодом и бесконечными разговорами.
Молодая женщина не успела спросить себя, чем она займет время до возвращения Жоливаля. Она только поднялась по большой мраморной лестнице, чтобы направиться в свою комнату, как увидела идущего навстречу строгого и торжественного, в пышном парике и темно-зеленой ливрее, дворецкого Жерома. Марианна недолюбливала Жерома, который никогда не улыбался и, казалось, всегда был готов вытряхнуть из рукава несколько неприятных новостей.
36 
