Последние отзывы

  17  

Лицо Ханы было каменным, лишь улыбка стала страшнее и шире, обнажая белые зубы. Она сделала шаг назад. Бандит продолжал падать, когда крепкие пальцы сжали ему кадык. Сто килограммов, набранные за тридцать пять лет жизни, неумолимо тянули вниз. В поисках опоры он замахал руками и попытался оглянуться. Но от стальной хватки свело шею и резко перехватило дыхание. Руки в дирижерском порыве бесполезно наткнулись на вовремя подставленный, словно щит, поднос. Тело приближалось к земле, и женщина наклонялась вместе с ним, не моргая глядя в глаза жертве. У самого пола Хана сжала пальцы и разогнулась, шумно выдохнув. Последнее, что почувствовал Гайморит, был резкий рывок, а затем по ушам ударил страшный хруст. Кровь залила лицо, одежду и окончательно испачкала уже побывавший сегодня в грязи фирменный ботинок. Безжизненное тело, продолжая конвульсивно дергаться, рухнуло у ног «дряхлой старухи».

— Ч-ч-ч-ч-ч, — будто успокаивая ребенка, полушепотом произнесла Хана, с несвойственной для ее возраста быстротой выпрыгивая из валенок. Те так и остались стоять, будто прибитые к полу; кусок вырванной гортани с неприятным шлепком упал внутрь одного из них.

Все это заняло буквально несколько мгновений. Ну, может, на секунду-другую больше, чем нужно. Ошалело глядя на то, что осталось от напарника, Гастрит дико заорал:

— Сука! — он в два прыжка подскочил к месту обещанного кошмара, выставив перед собой нож.

Хана не успевала. Бандит подбегал сзади. На разворот уже не оставалось времени. Спасти ее могло только чудо. И чудо пришло. Пришло с далекого африканского континента. Оно было черным, в синих трусах и огромном гипсе. Каждый делал свое дело, как умел. Мананга, утяжеленный отечественным гипсом, вцепился в кашемировое пальто. Он издал воинственный клич на понятном только ему языке и заскользил за бандитом по паркету. Гастрит значительно потерял в скорости и брезгливо махнул рукой, словно отгоняя большую черную муху. Идеально отточенное лезвие прочертило красную полосу через весь живот спасителя. Зато Хана уже заканчивала разворот.

— Ч-ч-ч-ч, — продолжала нашептывать она, и звук нарастал.

Тяжелый бронзовый поднос, с шумом разрезая воздух, стремительно приближался к шее бандита. Крепко держа его за ручку, Виктория Борисовна следила за траекторией. Коснувшись кожи, острый край, казалось, замер на мгновение, а затем легко перерезал все, что попалось на пути. Голова неестественно запрокинулась, и две толстые алые струи брызнули в потолок из поврежденных сонных артерий.

Все стихло. Тяжело дыша, посреди зала стояла с окровавленным подносом в руках старушка, две минуты назад вежливо предлагавшая гостям бутерброды. Гости же с изуродованной внешностью лежали на полу, не подавая признаков жизни. У дивана, прижимая к животу простыню, тихо постанывал негр.

— Старею... — глядя на него, произнесла женщина.

Она взяла со стола трубку радиотелефона и набрала «ноль три».

— Придется потерпеть, сынок, минут пятнадцать. Раньше не приедут. Ты постереги их здесь, а у меня еще дела.

С Гастритом и Гайморитом было покончено навсегда. Как выясняется, иногда неплохо, испытав нехорошее предчувствие, развернуться и поехать домой.

* * *

К моменту, когда за дверью послышались крики, Че Гевара как раз успел выкурить сигарету. Привычный к такого рода звукам, он гадко хихикнул, живо представив, что там происходит. Разобрать точнее не позволяла толстая дверь. Но он и без того знал, что «работа» идет полным ходом и вскоре закончится. Внезапно звуки стихли. Из квартиры, куда отправились его подельники, раздалось чуть слышное: «тук, тук-тук, тук». В подъезде все было спокойно. Че Гевара покрутил головой, уточняя, откуда исходит звук. По-гусиному вытянув вперед шею, он приложил ухо к стальной обшивке двери. И вдруг мощный удар поверг его на пол в состоянии полного отсутствия сознания.

Очнулся он столь же внезапно, но лучше бы этого не делал. Запах крови вперемежку с нашатырным спиртом — не лучшее, чем может встретить вернувшаяся действительность. Да и могло ли подобное иметь место в действительности? Руки и ноги не были связаны. Однако вставать почему-то не хотелось. Че Гевара сидел, прижавшись к батарее, и с ужасом глядел перед собой не в силах оторвать глаз от изуродованных тел.

— Зачем пришли? — тон, которым был задан этот простой вопрос, больше напоминал истошный вопль, прозвучавший в самое ухо. Ухо тут же заложило.

  17