Особенно,... 
100 
— Ничего себе! — повторил Уайлдер, покачиваясь в воздушных потоках и беспокойно осматриваясь. — Нужно их всех вывести. Здесь небезопасно.
— Если нравится — безопасно, — ответил Паркхилл. — Мне лично нравится…
А между тем на них со всех сторон надвигалась гроза, только Паркхилл предпочитал не замечать ее приближения.
— Вы, конечно, уходите, — произнес он самым обыденным тоном. — Я так и знал. Но зачем уходить?
— Зачем? — Уайлдер описывал круги, как стрекоза перед первым ударом шторма. Капитана кидало то вверх, то вниз, а он швырял словами в Паркхилла, который и не думал уклоняться и с улыбкой принимал все, что слышал. — Да, черт возьми, Сэм, это место — ад! У марсиан хватило ума убраться отсюда. Сообразили, что понапихали сюда всего сверх всякой меры.
Проклятый Город делает за вас все, а все — это уже чересчур. Опомнись, Сэм!..
Но в этот момент оба они оглянулись, подняли глаза. Небо сжималось, как раковина. Над головой сходились чудовищные жалюзи. Верхушки зданий стягивались, сближались краями, как лепестки гигантских цветов. Окна затворялись. Двери захлопывались. По улицам перекатывалось гулкое пушечное эхо.
С громовым рокотом закрывались Врата. Двойные их челюсти смыкались, дрожа.
Уайлдер вскрикнул, развернулся и рванулся в пике.
Снизу донесся голос служанки. Она тянула к нему руки. Снизившись, он подхватил ее. Лягнул воздух. Реактивная струя подняла их обоих.
Он ринулся к воде, как пуля к мишени. Но за секунду до того, как ему, перегруженному, удалось достичь цели, челюсти с лязгом сомкнулись. Едва успев изменить курс, он взмыл вверх по стене заскорузлого металла, — а позади Город, весь Город сотрясался в грохоте стали.
Где-то внизу пропищал что-то Паркхилл. А Уайлдер летел вверх и вверх, озираясь по сторонам. Небо сворачивалось. Лепестки сближались, сближались. Уцелел лишь единственный клочок каменного свода справа. Уайлдер рванулся туда. Отчаянным усилием проскочил на свободу — и тут последний фланец, щелкнув, стал на место, и Город полностью замкнулся в себе.
На миг капитан притормозил и завис, затем начал спускаться вдоль внешней стены к пристани, где Эронсон все стоял возле яхты, уставившись на запертые Врата.
— Паркхилл, — сказал Уайлдер чуть слышно, окидывая взглядом Город, вернее, Врата и стены. — Ну и дурак же ты! Круглый дурак…
— Все они хороши, — поддержал капитана Эронсон, отворачиваясь. — Дурачье! Глупцы!..
Они подождали еще немного, прислушиваясь к гулу Города, живущего своей жизнью. Алчная пасть Диа-Сао поглотила несколько атомов теплоты, несколько крошечных людишек затерялись там внутри. Теперь Врата пребудут запертыми во веки веков. Хищник получил то, что ему требовалось, и этой пищи ему теперь хватит надолго…
Яхта вынесла их по каналу из-под гребня горы, а Уайлдер все смотрел и смотрел назад, туда, где остался Город.
Милей дальше они нагнали бредущего бережком поэта. Поэт помахал им рукой:
— Нет-нет! Спасибо, нет. Мне хочется пройтись. Чудесный денек. До свидания. Плывите на здоровье…
Впереди лежали города. Маленькие города. Достаточно маленькие, чтобы люди управляли ими, а не они управляли людьми. Уайлдер уловил звуки духового оркестра. В сумерках различил неоновые огни. В свежей звездной ночи разглядел свалку мусора.
А над городом высились серебряные ракеты, поджидающие, когда же их наконец запустят и направят к пустыням звезд.
— Настоящие, — шептали ракеты, — мы настоящие. Настоящий полет. Пространство и время — все настоящее. Никаких подарков судьбы. Ничего задаром. Каждая мелочь — ценой настоящего тяжкого труда…
Яхта причалила к той же пристани, откуда начала плавание.
— Ну, ракеты, — прошептал Уайлдер в ответ, — погодите, вот доберусь я до вас…
И побежал в ночь. Туда, к ним.
К — ЗНАЧИТ КОСМОС
ПРЕВРАЩЕНИЕ
Chrysalis
Copyright © 1946 by Ray Bradbury Превращение
© Нора Галь, перевод, 1973
— Ну и запах тут, — подумал Рокуэл. От Макгайра несет пивом, от Хартли — усталой, давно не мытой плотью, но хуже всего острый, будто от насекомого, запах, исходящий от Смита, чье обнаженное тело, обтянутое зеленой кожей, застыло на столе. И ко всему еще тянет бензином и смазкой от непонятного механизма, поблескивающего в углу тесной комнатушки.
100 
