94 
Принцесса не отняла руку, которую он благоговейно поднес к губам.
— Если мы будем друзьями, — просто сказала она, — то вам не нужно называть меня «высочеством». Мое имя Ана. Так обращаются ко мне те, кого я люблю.
На сей раз Антонио ничего не ответил, но, схватив другую руку принцессы, стал осыпать ее жаркими поцелуями.
В эту ночь Антонио Перес покинул дворец в самый темный час перед восходом солнца. Он был опьянен счастьем, любовью и гордостью! Человека более слабого это могло бы раздавить. Однако Перес умел страстно любить, не теряя головы. Любовь принцессы Эболи открывала перед ним радужные перспективы… и вместе с тем сулила большие опасности: всего можно было ожидать, если король так же любил донью Ану.
Между тем вдова Руя Гомеса была счастлива. Она познала такое наслаждение, о котором прежде и не мечтала, так что любовь всемогущего Филиппа II вызывала у нее почти презрение. За одну ночь вся ее жизнь полностью переменилась. Отныне для нее существовал только один мужчина — Антонио Перес.
Тем не менее донье Ане удалось сохранить здравость мысли и понять, что любовь эту необходимо скрывать и оказывать время от времени знаки внимания королю. Хотя сама она была настолько знатной дамой, что могла позволить себе безнаказанно пренебречь гневом монарха, с Антонио дело обстояло иначе — для него королевская немилость оказалась бы губительной.
Однако принцесса Эболи заблуждалась, полагая, что ее любви угрожает только Алькасар. Две другие опасности подстерегали влюбленных, и одна из них воплощалась в красной мантии и ледяном взоре кардинала де Мендосы. Являясь братом Аны, он был в то же время Великим Инквизитором королевства. Суровый, непреклонный и напрочь лишенный жалости кардинал Толедский был вполне способен наложить тяжелую длань Святой Канцелярии на любовника своей сестры — хотя бы для того, чтобы спасти честь семьи.
Вторая опасность пока еще находилась вне стен Мадрида, но приближалась к нему со скоростью летящих галопом сменных лошадей. Ибо вскоре после знаменательной ночи во дворце доньи Аны из Брюсселя в Мадрид отправился один из секретарей дона Хуана Австрийского — губернатора Нидерландов и незаконнорожденного брата Филиппа П. Этот всадник должен был доставить королю важные депеши. Его звали Хуан Эсковедо, и он был некогда конюшим дона Руя Гомеса де Сильва, которому верно служил до самой смерти. К донье Ане он всегда испытывал очень странное и сложное чувство — это была любовь, подозрительно похожая на ненависть…
Прибыв в Мадрид, Хуан Эсковедо быстро узнал, что происходит за толстыми стенами дворца Сильва. Он явился туда сразу же по приезде, еще весь покрытый дорожной пылью, но его не приняли.
— Ее высочество чувствует себя нездоровой, — с порога объявила ему Казильда. — Она никого не принимает.
Девушка не стала добавлять, что здесь не желают видеть именно Эсковедо. Надменная принцесса не выносила бывшего конюшего своего мужа, который слишком часто досаждал ей откровенной слежкой. Эсковедо же был задет вдвойне — страдала и гордость его, и любовь. Поэтому он принялся кружить вокруг дворца и в конце концов заметил то, что отнюдь не предназначалось для посторонних глаз: из дома, где не принимали старых слуг, вышел Антонио Перес.
Эсковедо знал, что идеальным местом для сбора сведений является соседняя таверна, поскольку вино обладает способностью развязывать языки. Заглянув туда, он получил все необходимые разъяснения и вскипел благородным негодованием. На следующий день Эсковедо попросил аудиенции у короля Филиппа II, которому, впрочем, и так должен был передать срочные послания от брата. Но говорить он намеревался вовсе не о политике. Едва представ перед лицом монарха, он выложил все, что лежало у него на сердце.
— Скандал уже нельзя утаить! Принцесса Эболи, забыв о своем положении и долге, обзавелась любовником и даже не сочла нужным скрывать свою преступную связь! Этот Перес является к ней каждый день, его принимают в любой час, выходит он поздно ночью… а для всех других двери дворца Сильва закрыты!
Королевский кулак с грохотом опустился на стол черного дерева, зазвеневший от удара.
— Думайте, о чем вы говорите, Эсковедо! Вы едва успели вернуться из Фландрии, но вашими воплями уже заполнен весь Мадрид. Вы выдвигаете весьма серьезные обвинения, хотя у вас не было времени, чтобы собрать необходимые доказательства. Не думаю, что в Брюсселе или в Лувене до такой степени интересуются поведением Аны де Мендоса!
94 
