Последние отзывы

  46  

– Берти милый, это так странно! Ты точно уверен, что Хантер… настоящий Хантер мёртв? Может, это всё-таки ошибка? Перепутали бумаги… Такое бывает. А странности иногда возникают от контузии, я читала. Ты уверен, что поступаешь правильно?

– Я уверен. Я сам его хоронил.

Удивительно, какой толковой женщиной оказалась миссис Пулл, как умела собраться в момент опасности. Никакой паники, никаких истерик. Не прошло и трёх минут, как она, с почти естественной улыбкой вывела из дома двойняшек лет десяти. Следом шла девочка постарше.

– Мои дочери, – объявила Ханни весело. – А это, – она кивнула на старшую, – племянница, дочь старшей сестры. Живёт в школьном пансионе, а по выходным я её забираю к себе.

– Доброе утро, мистер Веттели, – улыбнулась девушка, и только теперь он узнал Эмму Ланс, воспитанницу седьмого курса. В домашней одежде, с забавными хвостиками вместо привычных кос она выглядела слишком непривычно.

– Сейчас мы идём на чашечку чая к миссис Феппс, потом, может быть, съездим в город.

Двойняшки принялись радостно повизгивать, только по лицу старшей пробежала тревожная тень.

– Всё будет хорошо, милая, – шепнула племяннице Ханни. – Ступайте с тётушкой Пегги, а я вас догоню. Идёмте, мистер Веттели, я провожу вас к брату, – ни один мускул в лице не дрогнул, и голос звучал буднично и ровно.

Только на лестнице, ведущей в мансарду, она на секунду остановилась, взяла руку Веттели в свои ледяные, дрожащие ладони и прошептала:

– Да хранят вас боги, мальчик! Хранят вас боги!

– Всё будет хорошо, миссис Пулл, – обещал он тихо. – Идите вниз, дальше я сам. Он насторожится, если услышит, что поднимаются двое. На двери нет замка?

– Пока нет. Он говорил, что нужно врезать, но ещё не успел. Просто запретил нам заходить без стука.

– Хорошо, – Веттели нашёл в себе силы улыбнуться. – Я постучу.

Постучал.

– Уходи, Ханни, – донёсся из-за двери хриплый, мёртвый, но очень знакомый голос. – Я сыт.

Должно быть, решил, что сестра принесла завтрак.

Веттели толкнул дверь.

Хорошо, что на лестнице глаза успели привыкнуть к полумраку. В мансарде было темновато, единственное окно оказалось плотно зашторенным. Но сколько-то света занавески пропускали – достаточно, чтобы разглядеть, во что капрал Пулл успел превратить своё пристанище. Комната ещё хранила следы недавнего уюта, но больше походила на звериное логово, чем на человечье жильё. Её обитатель сволок в самый дальний и тёмный угол все тряпки и бумаги, которые нашёл, располосовал их в клочья, выпотрошил подушки и матрац, содрал даже прикроватный коврик и, клочьями, обои со стены, устроил из всего этого что-то вроде гнездовья, и теперь сидел в нём, весь в пуху и обрывках газет, неподвижно, как истукан злого божка. От него странно пахло чем-то кислым – прежде Веттели никогда не ощущал такого запаха, наверное, потому, что не сталкивался с этими тварями в закрытых помещениях.

– Я же сказал… – начал капрал, но тут же осёкся. Неприятно, будто стервятник над падалью, дернул шеей, и усмехнулся криво и зло: Ну, здравствуй…хм… тёзка! Что, по мою душу пришёл, лейтенант?

– А у тебя она есть? – спросил Веттели устало.

Так тошно ему не было уже давно. А может, и вообще никогда. Потому что тот, кто сидел перед ним в гнезде, был синюшно-бледным, иссохшим, давным-давно мёртвым, но всё-таки несомненным капралом Пуллом, лучшим из его взвода.

– Держать строй, ублюдки! Держать строй! Выровнять шеренгу!

Голос капитана Стаута слышен, но как-то глухо, будто уши заложены ватой – слишком близко разорвался огненный шар. Не вражеский, свой, выпущенный из противоголемной гаубицы. Недолёт. Всех, кто был рядом, оглушило, кого сильнее, кого легче. Ничего, это пройдёт. А вот строй они не удержат, нет. Сейчас они развернутся и побегут, теряя на ходу винтовки, жизни и честь.

Арабские наёмники – самые опасные из воинов неприятеля, это известно всем. Они носят длинные белые одежды и тюрбаны, у них страшные кривые сабли, пока ещё спрятанные в ножнах. В атаку они идут не строем, а общей массой, нестройной толпой, орущей и визжащей, выбивающей в барабаны странные, непривычные ритмы – всё это здорово действует на нервы…

Но не от арабов позорно побегут доблестные стрелки 27 Королевского полка, справились бы они с арабами, не впервой. Нет, на этот раз им достался другой противник. Огромный, трёхголовый, многорукий, он возвышался над полем боя как осадная башня. У него была ярко-голубая кожа и огненно-красные волосы, они неопрятными пучками росли на черепах и бровях, торчали из раздувающихся ноздрей. Огромный живот свешивался чуть не до колен нижние пары рук касались земли, остальные остервенело рвали когтями воздух. С каждого из трёх лбов таращилось по налитому кровью, ослеплённому дикой злобой глазу. Огромные, зубастые пасти плотоядно скалились, из глоток вырывался низкий рык, от которого, казалось, вибрирует и содрогается сама земная твердь. А может, она содрогалась от тяжелых шагов чудовища, яростно рвущегося вперёд. Десяток колдунов-брахманов едва удерживали тварь, распялив её на зачарованных цепях, по трое тянули с боков, чтобы не крутился, четверо позади, чтобы не вырвался веред; напряжение магического поля было таким, что воздух вокруг светился зелёным.

  46