Особенно,... 
69 
Мыслей не было, была только боль. Она нанесла удар.
Его вопль – теперь это была и его боль, его шок – перекрыл ее собственные крики, и от страха она приняла его за победный крик. Она ударила еще раз и вырвалась из-под него, чувствуя, как по руке стекает что-то теплое.
Она набросилась на него с животной яростью, коля, кромсая, не обращая внимания на брызжущую ей в лицо, на руки, на грудь кровь.
Красную, как свет за окном. Согревающую ее замерзшее тело.
А девочки звериным хором скандировали:
«Убей его!»
«Убей его!»
Лицо отца с вытаращенными от ужаса глазами. Другое лицо, с кровоподтеком.
«Убей их!»
Девочки окружили ее, смотря, как она вонзает в него нож. В них. Чужие руки гладили ее, пытались поднять.
Она рычала и отбивалась.
– Стой! Ева, прекрати!
Рорк знал, что делает ей больно, но ни аккуратно, ни даже решительно вырвать ее из когтей кошмара не получилось. Горло ему свел ужас от мысли, что на этот раз она не сможет вернуться.
– Ева, Ева моя. Проснись, черт тебя подери! – Он прижал ее руки к кровати, не отпуская, даже когда все ее тело выгнулось в истошном крике.
– Нет, нет, вернись ко мне немедленно. Ева, Ева!
Он твердил ее имя как молитву, надеясь, что оно выведет ее на свет, в какую бы преисподнюю она ни провалилась.
– Ева, я люблю тебя. Я рядом. Ты в безопасности. Лейтенант Ева Даллас, – повторял он, целуя ее лоб, волосы. – Любовь моя. A ghrá [6]. Ева.
К облегчению Рорка, Ева расслабилась, начала дрожать, и он почувствовал, что совершенно выбился из сил.
– Тихо, тихо. Я здесь. Ты в безопасности. Ты дома.
– Холодно. Очень холодно.
– Я тебя согрею. – Он принялся растирать ее руки, на ощупь они были словно лед. – Я схожу за одеялом. Здесь…
– Мне плохо, – сказала она, схватив его липкой от пота ладонью за руку. – Тошнит.
Он подхватил ее и быстро отнес в ванную. Пока ее выворачивало наизнанку, он мучился, не зная, чем ей помочь. Потом намочил полотенце и стал обтирать ей лицо, но Ева взяла его сама.
– Оставь меня на минутку, – сказала она, не смотря на него, и села, подтянув к себе ноги и уткнувшись лицом в колени. – Пожалуйста. Всего на минутку.
Рорк встал, снял с крючка махровый гостиничный халат и накинул ей на плечи.
– На, завернись.
Он хотел закутать ее, обнять. Но она даже не повернулась к нему.
– Ты вся дрожишь. Я… я принесу бренди.
Оставить ее там одну было для него все равно что разорвать себе сердце.
Он достал бутылку, налил в стакан. Рука дрожала. Ему хотелось швырнуть стакан в стену. Разбить на мелкие кусочки. Разбить все, до чего он мог дотянуться. Сломать, растоптать.
Рорк посмотрел в окно, представил, как город горит в огне, рушится, превращается в пепел.
Но этого было мало.
После, решил он, после он найдет способ выместить хотя бы часть этой неистовой, рвущей его изнутри ярости. Сейчас он просто стоял и смотрел в окно, пока не услышал, как она выходит из ванной.
Лицо, подумал он, у нее было бледное, как белый халат, и такие огромные, изможденные глаза.
– Я в порядке.
Рорк повернулся и протянул ей один из стаканов.
– О боже, – глаза ее наполнились сначала ужасом, потом слезами; подняв руку, она дотронулась до багровых царапин, покрывавших его грудь и плечи. – Это я сделала.
– Ерунда.
Она замотала головой, разбрызгивая слезы, прикоснулась к уродливому следу от зубов.
– Прости меня, прости, пожалуйста.
– Ерунда, – снова сказал он, взяв ее руку и прижав к губам. – Ты думала, я – это… Ты думала, я делаю тебе больно. Я и правда сделал тебе больно. На, отпей немного.
Ева осталась стоять, рассеянно глядя в стакан с бренди. Он коснулся ее щеки, но она не подняла глаз.
– Я ничего туда не подмешивал. Даю тебе честное слово.
Она кивнула, отвернулась, немного отпила.
– Почему ты на меня не смотришь? Я знаю, что сделал тебе больно. Мне тошно от одной этой мысли. Тошно оттого, что я напомнил тебе его, пусть даже на какое-то мгновение. Прости меня.
– Нет, нет, дело не в тебе, – сказала Ева и, обернувшись, посмотрела на него глазами, полными непролитых слез, словно два скорбных озера. – Не в тебе, – повторила она, прижав руку к сердцу. – Прости, сейчас не могу. – Она отставила стакан в сторону.
69 
