– Но вы ведь сделаете что-нибудь? – плакала на прощание Тина. – Я не хочу ходить с клыками всю жизнь!
– Непременно! – обещал Хельги горячо и, как могло показаться тем, кто его не слишком хорошо знал, вполне искренне. – Приложим все усилия!
А спустя некоторое время вдруг добавил:
– Вообще-то мы идиоты.
– Почему?! – как всегда, первой отреагировала Энка.
– Потому. Мы искали в книгах сведения о старом замке, а посмотреть про Мангоррата даже не удосужились.
– Действительно, – кивнула Энка. – Это мы сглупили. Зациклились на памятнике и не подумали.
– Еще не все потеряно, – утешила диса, – идемте в библиотеку.
За послевоенный год в Трегерате мало что изменилось. Стало больше товаров в продуктовых лавках, с улиц исчезли смоляные чаны, кучи дров и булыжников, но мощные каменные строения примитивной архитектуры по-прежнему вызывали ассоциацию с военным фортом.
Хотя одно новшество все же бросалось в глаза. На площади перед Музеем Высоких искусств возник монумент, потрясающий зрителей своей роскошью, а тех, кто хоть немного смыслил в искусстве, еще и своим безобразием: огромный мужик неопределенной возрастной и расовой принадлежности, страшный, как гоблин – тяжелые челюсти, выпирающие надбровные дуги и скулы, но при этом негоблински аккуратный нос и острые уши каких-то ослиных пропорций. Он стоял, устремив вдаль туповатый взор, устало опершись на копье. Из одежды на нем была лишь нелепая короткая туника на манер Аполидийской. В этом, видимо, заключался творческий замысел скульптора: нормальная староземская одежда скрыла бы тщательно проработанные творцом мускулы рук и ног, огромные и круглые, будто ядра катапульты. Если прибавить ко всему вышесказанному кривоватые ноги, неестественно широкие плечи, шею, по толщине превосходящую голову, когти наподобие драконьих, беломраморный пьедестал и много-много сусальной позолоты, особенно пошлой на фоне благородного серого камня Трегерата, можно себе представить картину в целом.
При виде этакого «шедевра» Энка замерла как вкопанная.
– Фу-у! Только взгляните, какое уродство! С ума сойти! Я была лучшего мнения о трегератцах! Не думала, что у них такой дурной вкус!
– Немыслимое безобразие! – поддержал эльф.
– А морда какая страшная! – хихикнула Ильза. – У моей тетки в Лотте был бык – прямо одно лицо! Интересно, кто это? – Она весело поскакала вперед, желая скорее прочитать золотую надпись на пьедестале.
– По… По… Что-то я не разберу, – вдруг прошептала она обескуражено.
– «Победителю Ирракшаны. Да славится его имя в веках!» – громко, с выражением прочитал подоспевший Рагнар.
– !!!
Они замерли в ожидании чего-то страшного.
Но ничего особенного не последовало. Хельги взирал на монумент снизу вверх, чуть наклонив голову вправо, и вид у него при этом был вполне благосклонный.
– Хельги! – обрела дар речи сильфида. – Хельги, ты должен подать на них в суд! Или разнести этот город к демоновой матери.
– Почему? – спросил тот невинно.
– Хельги! Это тебе памятник! Этот урод изображает тебя!
– Ну да, – кивнул подменный сын ярла. – Я вижу.
– И что ты намерен делать?!
– Ничего. Хороший памятник. Пусть стоит. Нескромно, конечно, можно было и без позолоты обойтись, но в конце концов не я его себе заказывал. Если местным жителям нравится, пускай будет такой.
Энка смотрела на демона круглыми глазами.
– Хельги, – спросила она упавшим голосом, – Хельги, ты дурак? Ты понимаешь, что по этому монстру о тебе будут судить потомки в веках? Тебе будет приятно, если они будут считать, что ты так выглядел?
– Да уж лучше так, чем как на самом деле! – выпалил Хельги от души. – Этот хоть на воина похож, не то что я…
Энка продолжала таращиться на победителя Ирракшаны, как на чудо великое.
– Да-а! Вот уж не думала, что твои комплексы по поводу внешности заходят так далеко, что ты готов предстать перед потомками в виде гипертрофированного дебила!
– Отстань от него! – сердито вмешалась Меридит. – Ему нравится, и хорошо. Вот когда тебе поставят памятник, тогда и будешь претензии предъявлять, а чужие нечего критиковать. Нормальный памятник, кстати.
Диса была очень недовольна разговором, но на самом деле вовсе не из-за Хельги. Из-за Рагнара. Ибо с ним-то монумент как раз имел определённое сходство, если не в лице, то в комплекции. Поэтому высказывания Энки в его присутствии звучали бестактно.