416 
– Чья? – хрипло каркнул фьординг.
– Что? – не поняла вопроса девушка.
– Ты чья, спрашиваю. Чья баба?
– Ничья. Своя собственная, – ответила Ильза с достоинством. А что? Пусть не надеется, будто она станет кричать и плакать.
Фьординг усмехнулся странно, левой половиной лица. Правая оставалась каменнонеподвижной, только веко чуть дернулось.
– Ничья, говоришь? Вот и славно. Моя будешь! – волосатая ручища потянулась к девушке…
Будто огромный горячий пузырь ярости взорвался в ее душе. Вся ее ненависть к северным разбойникам вылилась в высказывание столь эмоциональное, что воспроизвести его в письменном виде не позволили бы приличия. Трудно сказать, что сильнее задело фьординга – эпитеты, относящиеся к нему лично, к его матери или народу в целом, но стерпеть подобное он, разумеется, не мог. Страшно представить, что ждало Ильзу, не подоспей помощь. Между ней и разъяренным противником встал Хельги. Откуда он взялся, оба не успели заметить. Вырос как изпод земли и спокойно, без малейшего вызова сказал фьордингу:
– Пошел к демону!
Глаза северянина побелели, веко задергалось еще сильнее. Лицо совсем перекосилось.
– Ты еще кто какой?! – проревел он. – Скажи, чтобы я знал, кого убью!
– Я, Хельги, сын ярла Гальфдана Злого, владельца РунФьорда, буду тем, кто убьет тебя, – нагло глядя фьордингу в глаза, сообщил демон. Уточнение «подменный» он опустил. Для ясности. В Средние века детей фьордингам еще никто не подменивал, разве что изредка феи. Но на фею он явно не тянул.
Фьординг оскалился:
– Ты паршивая тощая тварь, не похожая на человека. У ярла не может быть такого сына.
Хельги усмехнулся, сверкнув желтым глазом:
– Не твое дело указывать свободному ярлу, каких сыновей ему иметь!
В ответ противник промолчал, потому что это была чистая правда. И ярл, и даже простой фьординг имел полное право заводить потомство от кого угодно, хоть от троллихи, приключись у него такая фантазия. Так что крыть было нечем. А когда фьординг не знает, что сказать, он начинает действовать.
Он с самого начала недооценил противника, и немудрено. Составить верное представление о силе Хельги по его внешнему виду не мог никто. Не в пользу фьординга было и то, что со времен Средневековья техника боя успела здорово усовершенствоваться. В чем в чем, а в области боевых искусств прогресс этого мира на месте не стоял.
Убивать своего врага Хельги не собирался. Не по доброте душевной. Как раз наоборот. Для фьординга пасть на поле битвы – это большая честь и прямая дорога в Вальхаллу, куда все они почемуто стремятся. Зачем доставлять ему такое удовольствие? Куда приятнее оставить побежденного недобитым, чтобы тот в полной мере испытал унижение.
Но вышло не так, как он хотел. Чем больше кровавых ран появлялось на теле человека, тем яростнее он сражался – не чувствовал боли, не слабел. Вид его был страшен: мокрый, окровавленный, лицо искажено яростью… Из оскаленного, с крупными желтыми зубами рта летели брызги слюны. Розовая пена пузырилась на губах. Глухой звериный рык вырывался из тяжело вздымающейся груди. Берсеркер! Одержимый безумием битвы!
Изза любопытства Хельги пропустил удар, меч врага рассек левую руку, ту самую, что пострадала в бою с троллем. Но он не обратил внимания, увлеченный зрелищем. Берсеркеры всегда интересовали подменного сына ярла. В том, собственном, времени ему довелось встретить нескольких, но его не покидало подозрение, что они были ненастоящими. Просто притворялись для пущей важности.
Этот, средневековый, был самым что ни на есть подлинным, одержимым и безумным. Какая жалость, что при нем не имелось щита! Хельги давно мечтал посмотреть, как настоящий берсеркер грызет щит. Зачем он, осел сехальский, оставил в гроте свой? Можно было бы подсунуть, пусть бы погрыз…
– Тебе помочь? – крикнула сестра по оружию. – Чтото ты долго с ним!
Фьординг производил столько шуму, что перебудил всех, и у сражающихся появились зрители.
– Правда! – поддержала подругу Энка. – Я уже есть хочу! Давай скорее, или мы тебя не ждем.
– Ладно, – кинул демон, легко уворачиваясь от удара. Озверевший фьординг уже ничего не соображал, просто молотил мечом направо и налево, как тролль дубиной. Сражаться с ним стало скучно. – Идите готовьте, я сейчас! – И любезно предложил врагу: – Может, сдашься на милость победителя? Я не буду против.
416 
