Единственно, немного раздражает то, что авторица писала то ли немного выпиМши, то ли страдая... 
528 
Кальдориан осклабился, помотал головой:
– А я нне хочу! Ишшчезаю, куда попало! Пью, и ишшчезаю!
– Понятно, – кивнул Хельги разочарованно: перенять опыт у старшего товарища не удалось. – Можешь исчезать.
– А пшшли со мной! – Кальдориан сделал широкий приглашающий жест. – В… выпьем! Как демон с демоном! – Он протянул руку, с явным намерением дружески хлопнуть собеседника по плечу, но невидимая преграда его остановила. Он расценил это как отказ. Промямлил гнусаво: – Жааль! Жааль! Я ищще н… никогда не пил с уубийцей! – И принялся истерически хихикать.
Хельги разозлился. Отрезал, оскалившись посприггански:
– С демонами не пью! Только ем! – Временами на него находило желание говорить гадости.
Кальдориан намек понял, впал в панику и заметался по пентаграмме в поисках несуществующего выхода.
– Сгинь! – махнул рукой Гастон Шин.
Демон исчез.
– Ничтожество! – прошептал юный маг с отвращением. – Силы Стихий, какое ничтожество! Почему именно ему, а не более достойному достался великий дар бессмертия?!
– Удивительно! – вторил ему эльф. – Кальдорианцы – одна из самых аскетичных, мрачных и закрытых сект! Кто бы мог подумать, что божеством их является столь разнузданный и невоздержанный субъект?!
– Наверное, с течением столетий он остепенится, – предположила Энка. – Так бывает. В ханжество чаще всего впадают именно те, кто особенно грешил в молодости.
– Какая же у него молодость? – удивился Эдуард. – Ему лет сорок, не меньше!
– Что такое сорок лет для бессмертного демона? Раннее детство!
Хельги недовольно поморщился. По логике сильфиды получалось, что он в свои «двадцать с лишним» и вовсе несмышленый младенец. Хотел возразить, но промолчал, решив не заострять внимания на этом щекотливом вопросе. Потому что сильфида обязательно придумает в ответ какуюнибудь гадость.
– Ну что? Эксперименты на сегодня закончены? Можем идти дальше? – осведомился гном.
А дальше был Кансалон.
Средневековый, он оказался ничуть не меньше современного. Напротив, именно на эти годы пришелся пик его процветания.
К городским воротам, окованным сияющей на зимнем солнце бронзой, вела отличная, мощенная камнем дорога. Стены городских укреплений были новыми, и дома были новыми – много богатых каменных домов. Стены их украшала цветная мозаика – желтые львы на синем фоне, хищные птицы, затейливые южные узоры…
Почти ничего из этого великолепия не сохранилось до наших дней. Время, и особенно войны, не пощадили хрупкую красоту. Осыпались цветные плитки, остались скучные, грязножелтые стены и бесконечные неопрятные торговые ряды…
Но так будет спустя многие столетия. А в ту далекую эпоху город еще не успел превратиться в рынок, а роскошные дворцы, сады и фонтаны уступить место лавкам и лабазам.
И кроме почтенных представителей торгового сословия обитали здесь знатные горожане, богатые вельможи, бравые военные, хитроумные маги и колдуны.
И среди них некто Зебет АбХакал. Хотя в народе его чаще называли «Тот, чье имя произносят тихо». Потому что был он знатным горожанином, богатым вельможей и, что самое главное, еще и могучим магом. Из тех, что черпают силу свою в черных книгах и еще более опасных источниках.
Дурная слава ходила о нем по Кансалону. Поговаривали, что по ночам он раскапывает свежие могилы и плодит дурных мертвецов. Забирает младенцев у собственных рабынь и кровью их кормит степных демонов, чтобы те ему служили. У недругов своих вытягивает сущности и вселяет в опустевшие тела злобных духов. Для своего гарема крадет невест изпод венца, а вместо них подсовывает женихам суккубов, отчего здоровые, крепкие юноши чахнут на глазах. Так говорили кансалонцы, и перечень этот можно было продолжать и продолжать. Что в нем было правдой, что вымыслом, какие злодеяния вершил сам Зебет АбХакал, а какие его коллеги по цеху – сказать трудно. Не было в Кансалоне того, кто решился бы спросить об этом самого черного мага.
Даже хайдар – правитель Кансалона – трепетал перед его силой. И как бы ни хотелось ему избавиться от своего опасного подданного, поделать он ничего не мог – боялся. А потому Зебет АбХакал обитал в великолепном дворце в самой лучшей части города, имел сан придворного, занимался своим жутким промыслом и, между прочим, исправно платил налоги в хайдарскую казну.
528 
