Но... читается легко и любовь-морковь
736 
Бывали дни отчаяния, когда он, обливаясь пьяными слезами на обширной груди своей супруги, молил Судьбу о возвращении на родину. Но постепенно стали приходить и победы. Вокруг него выстраивался костяк людей (именно с людьми он предпочитал иметь дело) преданных и надёжных, готовых пойти даже на смерть ради своего «пращура».
Порой, в моменты полного благополучия, судьба жестоко отбрасывала его назад. Так было, к примеру, при первом посещении «священного» острова Эрд, когда все его сторонники заночевали у подножия древних идолов, «дабы снискать особую благодать и милость любимых богов». Увы. Милость не снизошла. Несчастные проснулись совершенными безумцами и один за другим утопились в море. «Во славу Умрана!»
Но жертва оказалась ненапрасной. Следующая партия – он всётаки рискнул, привёл, уложил под статуями – вернулась с острова целой и невредимой, укрепившейся в вере своей. Тогда у него даже мелькнула мысль: может, не всё так просто в этом странном мире, и вера в богов и демонов имеет в основе своей некое рациональное зерно? Возможно, задержись она подольше, и дело пошло бы иначе, и не рискнул бы он будить силы, стоящие несравнимо выше амбиций простого смертного. Но мысль мелькнула и ушла, а «пращур» Всеволод продолжил своё жестокое дело. Все странности он списал на счёт магии, которую полагал явлением хоть и не изученным современной наукой, но, в перспективе, вполне объяснимым с материалистической точки зрения. И не смутила его даже внезапная, эффектная гибель «жены» от удара молнии с ясного неба (хотя всем окружающим было очевидно – навлекла на себя весёлая вдовушка гнев Тора из Асов). Взял новую – к тому времени он уже мог сам выбирать себе баб, многие почитали за великую честь служить «пращуру» телом своим.
О бедности, о голоде и нужде он позабыл вовсе. Везде у него были свои люди, в каждом городе был готов и стол, и кров. И всётаки власть не давалась в руки, ускользала, будто вода сквозь пальцы. Чего стоили, к примеру, те дни, когда Вардох Глом гулял по землям Староземья, и паства Всеволода, в одночасье позабыв о молитвах, об Умране с Эрдой, ринулась самозабвенно рубить головы нелюдям! Тогда ему казалось: всё! Конец надеждам! Мир будет принадлежать другому…
Да, слишком сильны были сильные мира сего – колдуны и маги. Что он, чужеземец, самозванец, мог им противопоставить? Ничего. Кроме мудрого принципа «разделяй и властвуй». И он пришёл, вернее, нагло, без приглашения явился в правление Верховной Коллегии и предложил магам свои услуги по искоренению чёрного колдовства. И заключил тайный договор, и заплатил за него золотом, да немало. (Истинную цель этого сомнительного союза Коллегия, как всегда, предпочла сохранить в тайне, «пращур» о ней так и не узнал никогда, а ремесленниковизобретателей истреблял по собственному почину, следуя примеру святой инквизиции.)
Но прежде произошло ещё одно событие, пожалуй, второе по своей значимости после переноса Всеволода в иной мир. Тогда его позвали к умирающему. Он пошёл охотно, вообразив, что старец хочет завещать строящемуся храму Умрана своё и состояние – эта полезная практика уже была введена в обиход.
Ожидания не оправдались, Всеволод был разочарован. Потребовалось некоторое время, прежде чем он прекратил досадовать на «старого маразматика» и осознал, какой дар преподнёс ему умирающий прорицатель Гуафф.
Именно это имя значилось на большой медной табличке над парадным входом: «Прорицатель Гуафф. Гадания, пророчества, предсказания судеб». А ниже, на табличке попроще: «Приём посетителей с семнадцати до часу пополуночи, кроме вторника и субботы». Должно быть, Гуафф был хорошим предсказателем и успешно вёл дела. Проживал он в неплохом особнячке на замковой площади, и обстановка комнат была богатой…
Но теперь его земной путь заканчивался. Иссохший как тень старик лежал на высоких шёлковых подушках и хрипло дышал. Было ему на вид лет двести, а может, и все триста – в этом мире люди, владеющие магией, живут подолгу, превращаясь, порой, в живое подобие мертвеца, такое, что и взглянуть жутко. Гуафф, надо отдать ему должное, ещё сравнительно неплохо сохранился.
Толстая пожилая служанка подвела Всеволода к смертному одру, окликнула хозяина: «Господин мой! Он пришёл!» Старик вздрогнул, чуть приоткрыл сморщенные, полупрозрачные веки и знаком велел гостю приблизиться. Тот сделал шаг – и едва удержался от вскрика. Сухая холодная рука вцепилась ему в запястье, сжала костлявыми пальцами, будто сама смерть. Всеволод хотел вырваться, но Гуафф держал его неожиданно крепко.
736 
