101 
– Сначала, – перебил его Хулихен, – выясни, захочет ли он теперь, когда все узнал, сделать ставку.
Взгляды, скрестившиеся на мне, вопрошали: неужели все сказанное брошено на ветер?
– Захочу, – ответил я.
Присутствующие единодушно признали меня лучшим представителем рода человеческого.
– Надо со всеми вас познакомить, – сказал Тималти. – Фогарти, главный судья на выходе. Нолан и Кланнери, судьи в проходе между креслами. Кланси засекает время. И болельщики – О'Нил, Бэньон и ребята Келли, вон сколько их! Пошли!
Словно щетки огромной улицеуборочной машины, одной из этих уродин, захватили и потащили меня. Чуть не на плечах восторженных людей я поплыл вниз по улице, туда, куда созвездиями мерцающих огоньков нас зазывал кинотеатр. Тималти шагал, размахивая руками, где-то сбоку и, надрываясь, знакомил меня с основными правилами.
– Многое, конечно, зависит от кинотеатра!
– Конечно! – соглашался я.
– Есть кинотеатры щедрые, с широкой натурой, проходы и двери в них широкие, а туалеты, те даже еще просторней, еще шире; в некоторых столько кафеля, что от одного эха не знаешь куда деваться. А есть кинотеатры-скупердяи, мышеловки, там даже в главном проходе не вздохнешь, сиденья бьют тебя по коленям, а через наружную дверь, когда спешишь после сеанса в кафе-кондитерскую напротив, где мужской туалет, протиснуться можно только боком. Каждый кинотеатр оценивается со всех сторон, оцениваются условия в нем до, во время и после спринта, и все учитывается. Принимается во внимание также, кто зрители: мужчины и женщины вперемежку, одни мужчины, одни женщины, или – это самое худшее – одна детвора (на дневных сеансах). С детьми, конечно, испытываешь искушение хватать их в охапку, как сено, и откидывать в стороны, так что мы это бросили и теперь ходим в основном на вечерние сюда, в «Графтон»!
Наконец-то мы остановились. Мерцающие разноцветные огоньки отражались у нас в глазах и окрашивали наши лица.
– Идеальный кинотеатр, – сказал Фогарти.
– Почему? – спросил я.
– Проходы, – объяснил Кланнерй, – не слишком широкие, но и не слишком узкие, выходы размещены удачно, дверные петли смазаны, среди публики много наших болельщиков, а те, кто не болеет, все равно посторонятся, когда по проходу как ветер мчится спринтер.
Меня озарило:
– Вы… специально создаете препятствия?
– Ну да! Иногда меняем выходы, когда к старым уже примерились. Или наденем зимнее пальто на одного, а летнее на другого. Или посадим одного в шестом ряду, а другого – в третьем. А уж если спринтер стал быстроногим до неприличия, мы нагружаем его самым тяжелым грузом, какой у нас есть…
– Алкоголем?
– Ну конечно! Например, Дун у нас быстроногий как серна, так что его надо нагрузить вдвойне. Нолан!
И Тималти протянул фляжку:
– На, беги к Дуну, пусть глотнет пару раз как следует!
Нолан побежал.
– Этот и так уже обошел за вечер все «Четыре провинции», – кивнул Тималти на Хулихена, – с него хватит. Теперь они с Дуном на равных.
– Отправляйся, Хулихен, – сказал Фогарти, – ни пуха тебе, ни пера. Через пять минут ты стрелой вылетишь на улицу, станешь победителем! Первым!
– Давайте сверим часы, – предложил Кланси.
– С чем, с моим задом? – сердито отозвался Тималти. – Хоть у кого-нибудь из нас есть на руке что-нибудь, кроме грязи? Часы у тебя одного. Хулихен, в зал!
Будто отправляясь в кругосветное путешествие, Хулихен с каждым из нас обменялся рукопожатием, а потом, махнув всем рукой, скрылся в темноте зала – и в тот же миг оттуда появился Нолан. В победно поднятой руке он держал полупустую фляжку.
– Дело сделано, Дун под грузом!
– Прекрасно! Кланнери, скорей к бегунам, проверь, сидят ли оба, как договорено, в четвертом ряду, по сторонам прохода, в кепках и шарфах, застегнуты ли до половины пальто, как полагается, и доложи мне.
Кланнери растворился во мраке зала.
– А билетеры? – спросил я.
– Смотрят картину, – ответил Тималти, – ноги-то ведь у них не железные. Билетеры мешать не станут.
– Десять тринадцать! – объявил Кланси. – Через две минуты…
– …старт, – сказал я.
– Ну что за умница! – умилился Тималти.
Из зала вприпрыжку выбежал Кланнери:
– Готовы! Оба на местах, и все в порядке!
– Картина заканчивается! Всегда можно догадаться по музыке – к концу любого фильма музыка будто вырывается на свободу!
– Гремит вовсю, – согласился Кланнери. – И певицу слышно, и оркестр, и хор. Пожалуй, завтра посмотрю целиком – уж очень музыка хороша.
101 
