76 
Теперь у меня было по шапке в каждой руке. Женщина крутила ручку. «Музыка» играла. Дождь заливал мне лоб, глаза, рот.
На дальнем конце моста я остановился, чтобы принять трудное решение: какую из шапок взгромоздить на мокрую голову?
В следующие несколько недель я часто проходил по мосту, но там либо стояла старая пара с шарманкой, либо вообще никого не было.
В предотьездный день жена стала упаковывать новую шапку вместе с моими.
— Спасибо, не надо, — сказал я. — Пусть полежит на каминной полке.
Вечером управляющий гостиницей зашел к нам в номер с бутылкой. Говорили долго и хорошо, засиделись допоздна. Пламя веселым оранжевым львом играло в камине, бренди — в бокалах. На мгновение все замолчали, вероятно, почувствовав, как тишина мягкими белыми хлопьями падает за окном.
Управляющий, держа бокал, смотрел на бесконечное кружево, потом перевел взгляд вниз, на серые ночные плиты, и вполголоса произнес:
— «Нас осталось совсем немного».
Я взглянул на жену, она — на меня.
Управляющий заметил:
— Так вы знаете его? Он вам тоже говорил?
— Да. Но что это значит?
Управляющий глядел на темные фигуры и прихлебывал бренди.
— Раньше я думал, что он участвовал в заварушке, и что членов ИРА[3] осталось совсем немного. Но нет. А может, он хочет сказать, что мир богатеет и нищих становится все меньше. Или пропадают люди, которые умели смотреть и откликаться на просьбу. Все заняты, мельтешат, всем некогда вникать. Но я думаю, все это чепуха и накипь, слюни и сантименты.
Он отвернулся от окна:
— Так вы знаете «Нас осталось совсем немного»?
Мы с женой кивнули.
— И женщину с ребенком?
— Да, — сказал я.
— И ту, у которой рак?
— Да, — сказала жена.
— И человека, которому нужен билет до Корка?
— Белфаста, — сказал я.
— Голуэя, — сказала жена.
Управляющий грустно улыбнулся и вновь поглядел в окно.
— А пару с шарманкой, которая не играет мелодию?
— Раньше-то хоть играла? — спросил я.
— В моем детстве — уже нет.
Лицо управляющего омрачилось.
— Знаете нищего с моста О'Коннелла?
— Которого? — спросил я.
Однако я знал которого, потому что смотрел на каминную полку, где лежала шапка.
— Видели сегодняшнюю газету? — спросил управляющий.
— Нет.
— «Айриш Таймс», маленькая заметка в нижней половине пятой страницы. Похоже, он устал. Выбросил концертино в реку. И прыгнул следом.
Так он был вчера на мосту! А я оставался дома!
— Бедолага! — Управляющий невесело хохотнул. — Какая смешная, страшная смерть. Дурацкое концертино — терпеть их не могу, а вы? — падает вниз, как больная кошка, нищий летит следом. Я смеялся и сам стыдился этого смеха. Да. Тела так и не нашли. Пока ищут.
— Господи! — вскричал я, вскакивая. — О, черт!
Управляющий смотрел на меня, дивясь моему волнению.
— Вы ничем не могли бы ему помочь.
— Мог! Я ни разу не дал ему даже пенни! А вы?
— Если вспомнить, да, тоже ни разу.
— Но вы еще хуже меня! Я сам видел, как вы носитесь по городу, раздавая монетки направо и налево. Почему, почему не ему?
— Наверное, мне казалось, что это перебор.
— Да, черт возьми! — Я тоже стоял теперь у окна, смотрел на кружащий снег. — Я думал, непокрытая голова — прием, чтоб меня разжалобить! Дьявол, через какое-то время начинаешь думать, что все — только уловки! Я шел зимними вечерами под проливным дождем, а он пел, и мне становилось так зябко, что я ненавидел его до дрожи. Интересно, со сколькими людьми получалось так же? Вот почему ему никто не подавал. Я думал, он такой же профессионал, как и все. А может, он был настоящий бедняк и только в эту зиму начал просить подаяния, продал одежду, чтобы купить еды, и очутился на улице без шапки.
Снег падал быстрее, скрадывая фонари и серые статуи под ними.
— Как их различить? — спросил я. — Как узнать, кто честный, а кто — нет?
— Беда в том, — сказал управляющий тихо, — что никак. Многие попрошайничают так давно, что очерствели, забыли, с чего все начиналось. В субботу была еда. В воскресенье кончилась. В понедельник они попросили в долг. Во вторник стрельнули первую спичку. В четверг — сигарету. А через несколько пятниц оказались перед дверями отеля «Ройял Иберниен». Они не смогут объяснить, что с ними произошло и почему. Одно точно: они висят над обрывом, цепляясь кончиками пальцев. Может, тому бедолаге с моста О'Коннелла наступили на руки, и он отпустил хватку? Что это доказывает? Нельзя замораживать их взглядом или смотреть мимо. Нельзя убегать и прятаться. Можно только давать всем без разбору. Если начнешь проводить градации, кто-нибудь обидится. Я жалею, что не подавал слепому певцу всякий раз, как проходил мимо. Ладно. Ладно. Будем утешаться, что дело не в наших шиллингах, а в его семье или прошлом. Теперь не узнаешь. В газете нет даже имени.
76 
