245 
— Послушай, но почему — я? С какой стати затевать весь этот сыр-бор ради одного-единственного меня?
— Но это же твой мир!.. — произнес Человек-Овца таким тоном, будто объяснял заведомо очевидные вещи. — Что тут непонятного? Нужен тебе этот мир — он будет. Лишь бы ты действительно в нем нуждался. Поэтому мы все и помогали тебе, как могли. Чтобы ты поскорее добрался сюда. Чтобы здешний мир не разрушился. Чтобы он не исчез, заброшенный и забытый. Вот и все.
— И что, я действительно принадлежу вот этому месту?
— Конечно. И я принадлежу. Все принадлежат. И все это — твой мир! — проговорил Человек-Овца. И поднял указательный палец. Исполинская тень на стене тоже подняла огромный указательный палец.
— Но что здесь делаешь ты? Кто ты такой?
— Мы — человек-овца! — сказал Человек-Овца. И хрипло засмеялся. — Сам видишь. Носим овечью шкуру и живем там, где люди нас не увидят. Нас ловили — мы в лес ушли. Давно это было. Очень давно — мы почти не помним. А кем были до того — не помним совсем. С тех пор и живем никому не заметные. Если долго жить так, чтоб тебя не могли заметить, и правда становишься незаметным. И однажды — уж не помним, когда, — лес куда-то исчез, и мы здесь очутились. Нам это место отведено, и мы его охраняем. Нам ведь тоже от ветра и дождя укрытие требуется. Даже в лесу каждому зверю норка своя полагается, верно?
— Ну еще бы, — поддакнул я.
— Здесь наша обязанность — все соединять. Как электрический коммутатор. Как коммутатор, мы соединяем собой всё и вся. В этом месте — главный узел, где все пересекается. И мы сидим здесь и все подключаем. Чтобы не перепуталось, как попало. Такое у нас назначение. Коммутатор. Все подсоединяет. Понадобилось тебе что-нибудь — ты забираешь это в свой мир, а мы уже подключаем ко всему остальному. Понятно?
— Вроде бы, — сказал я.
— Ну вот, — продолжал Человек-Овца. — Получается, что тебе без нас — никуда. Потому что ты запутался. Хочешь куда-то идти, а куда — не знаешь. Ты потерял связь с миром, мир потерял связь с тобой. Ты перепробовал многое — хватался за разные провода. Но того провода, который подключил бы тебя обратно, ты пока не нашел. И поэтому в душе твоей хаос. Тебе кажется, что ты ни к чему не подключен. Это действительно так. Единственное место, с которым ты еще связан, — здесь.
С минуту я молчал, переваривая услышанное.
— Пожалуй, ты прав! — сказал я наконец. — Так оно и есть. Я потерял связь с миром, а мир потерял связь со мной. И в душе моей полный хаос. И я ни к чему не подключен. И единственное место, с которым я связан — здесь… — Медленно, будто строгая ножом, проговаривал я фразу за фразой, глядя на собственные руки в дрожащих отблесках свечи. — Но я чувствую… Что-то пытается пробиться ко мне. Стоит только заснуть — и там, во сне, кто-то зовет меня, плачет из-за меня. Кажется, еще немного — и я к чему-то подключусь. Очень хорошо это чувствую. Понимаешь… Я действительно хочу попробовать переиграть все сначала. Но мне нужна твоя помощь.
Человек-Овца молчал. Я сказал, что хотел, и больше говорить было нечего. Воцарилась такая тишина, словно мы сидели в ужасно глубокой шахте. Эта тишина давила на плечи и порабощала сознание. Под ее давлением мои мысли стали похожи на глубоководных рыб, что в уродливых непроницаемых панцирях хоронятся на дне океана. И лишь изредка тишину нарушал слабый треск беспокойной свечи. Человек-Овца очень долго смотрел на пламя. Очень долго молчал. И наконец, медленно подняв голову, посмотрел на меня.
— Ну что ж, — сказал он. — Давай попробуем подсоединить к тебе это самое “что-то”… Но учти: за успех мы не ручаемся. Годы наши уже не те. И сил не так много, как раньше. Получится или нет — сами не знаем. Как уж сумеем. Но даже если получится — возможно, это не принесет тебе особого счастья. На этот счет — никаких гарантий. Вполне может быть, что тебе в твоем мире уже некуда больше идти. Мы, конечно, не утверждаем. Но ты сам говорил — многое в тебе затвердело. А того, что однажды затвердело, в прежнее состояние не вернуть. Все-таки ты уже не так молод…
— И что же я должен делать?
— Ты уже много чего потерял. Много большого и важного. Никто в этом не виноват. Дело не в том, кто виноват, — а в том, чем ты затыкал свои дыры. Всякий раз, когда ты что-то терял, в тебе открывалась очередная дыра. И каждую такую дыру ты затыкал чем-то взамен утраченного. Будто метку ставил на память… А как раз этого делать было нельзя. Ты заполнял эти дыры тем, что должен был оставлять внутри. И раз за разом просто стирал себя самого… Зачем? Что тебя заставляло?
245 
