Последние отзывы

Содержание

Шрифт

Запомнить

— Легко к людям привыкает, — сказала продавщица.

Я поблагодарил, отпустил кошку обратно в ящик и купил пачку совершенно ненужного кошачьего корма. Продавщица аккуратно его завернула. Когда я выходил из магазина с кошачьим кормом в руках, обе кошки пялились на меня, как на осколок мечты.

В конторе секретарша стряхнула с моего свитера кошачью шерсть.

— С кошками играл, — объяснил я без смущения.

— И на боку дыра.

— Знаю. Это с прошлого года. На машину инкассатора напал и за зеркало зацепился.

— Снимай, — распорядилась она без малейшего интереса к сказанному.

Я стянул свитер, и она принялась штопать его черной ниткой, присев на краешке стула и скрестив длинные ноги. Пока она штопала, я вернулся за стол, заточил карандаши на вторую половину дня — и взялся за работу. Что бы там кто ни говорил, а я никогда не ною по поводу работы. В отведенное время выполняю ее отведенный объем. Пусть и не более того — но по возможности добросовестно. Такие качества наверняка оценили бы в Освенциме. Собственно, в том проблема и заключается: все места, которые могли бы мне подойти, остались в прошлом. И ничего не поделать. Не вернуть ни Освенцима, ни двухместных торпедоносцев. Никто не носит мини-юбок, никто не слушает Джана и Дина. И совсем уж не вспомнить, когда я последний раз видел девушку с чулками на подвязках.

Часы показали три. Секретарша, как всегда, принесла горячий зеленый чай и три пирожных. Свитер тоже был зашит на славу.

— Можно с тобой кое-что обсудить?

— Давай обсудим. — Я отъел кусок пирожного.

— Насчет ноября, — сказала она. — Может, нам на Хоккайдо съездить?

В ноябре мы всегда брали всей фирмой отпуск и ехали куда-нибудь втроем.

— Почему бы нет? — сказал я.

— Значит, решили. А медведей там не будет?

— Медведей? Да ну, они уже в спячку залягут.

Она успокоенно кивнула.

— Ты со мной не поужинаешь сегодня? Тут недалеко хорошими креветками кормят.

— Давай, — сказал я.

Ресторан находился в пяти минутах на такси, посреди тихой жилой улицы. Мы сели за столик, и одетый в черное официант, беззвучно подойдя по кокосовой плетенке, положил перед нами два меню величиной с плавательную доску. Мы заказали два пива до еды.

— Креветки здесь очень вкусные. Их живыми варят.

Я застонал, отхлебывая из кружки.

Некоторое время она вертела тонкими пальцами висевший на шее кулон в форме звезды.

— Если ты сказать чего хочешь, то давай лучше сейчас, пока не принесли, — предложил я. И сразу подумал: лучше бы я этого не говорил. Всегда у меня так.

Она еле заметно улыбнулась. Убирать с лица эту улыбку в четверть сантиметра было делом хлопотным — поэтому улыбка некоторое время оставалась у нее на губах. Ресторан был совершенно пуст — казалось, сейчас мы услышим, как креветки шевелят усами.

— Тебе твоя работа нравится? — спросила она.

— Даже не знаю... Я такими вопросами не задавался... Во всяком случае, неудовлетворенности нет.

— Вот и у меня нет, — сказала она и отпила пива. — Зарплата высокая, ребята вы хорошие, отпуск получаю исправно...

Я молчал. Уж больно давно серьезно никого не выслушивал.

— Но мне ведь только двадцать лет, — продолжала она. — Я не хочу до самого конца вот так...

Разговор прервался, пока нам накрывали на стол.

— Ты еще совсем молодая, — сказал я. — Скоро влюбишься, выйдешь замуж... Жизнь переменится.

— Не переменится, — тихо сказала она, ловко чистя креветку ножом и вилкой. — Никому я не нужна. Так до смерти и буду тараканов ловить, да свитера штопать.

Я вздохнул. Мне вдруг показалось, что я на несколько лет постарел.

— Да брось ты... Вон симпатичная какая! И ноги длинные, и лицо ничего... И креветок чистишь здорово. Все у тебя нормально будет.

Она замолчала, принялась есть креветку. Я последовал ее примеру. Мне вдруг вспомнился распределительный щит на дне водохранилища.

— А когда тебе было двадцать лет, что ты делал?

— Был по уши влюблен.

Шестьдесят девятый. Наш год...

— И что с ней потом стало?

— Расстались.

— Тебе с ней было хорошо?

— Если глядеть издалека, — сказал я, глотая кусок креветки, — что угодно кажется красивым.