Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
40 
Сэм начал задыхаться, с удивлением глядя на нож, который торчал из его худой груди. Казалось, он не чувствует никакой боли.
Потом склонился немного вперед, пытаясь схватиться за рукоятку ножа. Его револьвер с грохотом упал на пол. Все следили за тем, как он задыхался. Затем Сэм подался назад и оперся спиной о музыкальный автомат. Приготовленная монетка скользнула в прорезь автомата. Раздался щелчок — механизм пришел в движение…
Сэм осел на пол, придерживаясь за автомат. Он уже не мог говорить: кровь ручьем хлынула у него изо рта.
Кто-то звонил в полицию. Меня била сильная дрожь. Очень хотелось позвать сюда маму.
Музыкальный автомат оглушительно заиграл. Это была веселая мелодия, но никому в кафе не было весело.
И вот я лежу в собственной постели, на третьем этаже нашего дома. Завтра день рождения Джо. Ему должен был исполниться двадцать один год. Я лежу в постели, прислушиваясь к тому, как капает вода крана, который я не могу как следует завернуть. Потому что на самом деле это слезы моего сердца, и они утихают.
В комнату долетают звуки музыки. Они заглушав биение моего сердца. Это незабываемая музыка.
Та самая музыка, которая зазвучала через десять секунд после того, как окровавленный Сэм свалился на пол. Музыка, за которую он заплатил немецкой монетой и которая гремела, словно гром, еще долго после, того, как Сэм умер.
Я не могу разбить эту пластинку. О матушка, в одиночку я не могу разбить эту пластинку!
Карнавал трупов
Corpse Carnival 1945 год
Переводчик: А. Мельников
Случилось невероятное! Рауль отпрянул, но вынужден был смотреть в лицо действительности. Его сотрясала частая дрожь, порождаемая нервными спазмами. В ночном небе вяло и угрюмо развевались на ветру красные, голубые и желтые флаги цирка. Сверху на него смотрели невероятно толстая женщина, скелет, уроды без рук и ног. И в их взглядах были та же ужасная ненависть и угроза насилия, которые они символизировали в реальной жизни. Рауль слышал, как Роджер пытается вытащить нож из своей груди.
— Не умирай, Роджер! Держись, Роджер! — закричал Рауль.
Они лежали рядом, на теплой траве, слегка присыпанной ароматными опилками. Сквозь широкие створки главной палатки цирка, что развевались на ветру, словно кожаные крылья какого-то доисторического монстра, Рауль видел под самым куполом специальный аппарат, в котором каждый вечер Дейрдре небесной птичкой взмывала вверх. Ее имя не выходило у него из головы. Ему вовсе не хотелось умирать. Он желал Дейрдре больше всего на свете.
— Роджер, ты слышишь меня? Роджер? Роджер нашел в себе силы кивнуть головой. Лицо его стало почти неузнаваемым от боли.
Рауль вгляделся в это лицо: черты его заострились, морщины обозначились резче. На нем проступила сильная бледность. Оно стало вызывающе красивым. Глубоко посаженные глаза, казалось, еще более потемнели. Губы были надменно изогнуты. Обозначился высокий лоб. И все это — в обрамлении длинных прядей черных волос. Видеть Роджера таким было все равно, что смотреть в зеркало на свои собственные предсмертные муки.
— Кто это сделал? — Рауль сделал нечеловеческое усилие и приник помертвевшими губами к уху Роджера. — Один из этих уродов? Циклоп? Или Лал?..
— Я… я… — сквозь рыдания произнес Роджер. Я не видел. Темнота. Кругом темнота. Что-то белое, стремительное…
Он хрипло дышал.
— Не умирай, Роджер!
— Ты только о себе и думаешь! — со свистом пробормотал Роджер. — Только о себе!
— О чем мне еще думать? Ты должен понимать мои чувства! О себе думаю!.. А что должен был бы чувствовать на моем месте любой другой? Отторгнута вторая половина привычного тела, души и всей жизни, ампутирована нога, оторвана рука! А ты говоришь, что я думаю только о себе… О Боже!
Звуки каллиопы замерли, растворяясь в ночном воздухе. Карлик Мэтьюс, который практиковался в игре на этом инструменте, подбежал к ним, обогнув палатку.
— Роджер, Рауль… Что случилось?
— Быстрее зови врача! Как можно скорее! — скороговоркой выпалил Рауль. — Роджер сильно пострадал. Его кто-то изувечил!
Карлик с криками бросился бежать, словно юркая мышь. Казалось, он отсутствовал не меньше часа, но вернулся с врачом. Тот склонился над Роджером и разорвал на его щуплой влажной груди голубую рубашку с блестками.
Рауль плотно прикрыл глаза.
— Доктор! Он умер?
— Почти, — отвечал врач. — Я не в силах ему помочь.
40 
