65 
— Какой ужас! — воскликнул Жиль. — Не будем же мы наблюдать сложа руки за этой кровавой расправой. Шлюпку на воду, шесть человек с мушкетами и саблями, за мной! — крикнул он.
Жиль уже хотел прыгнуть в лодку, но капитан Малавуан остановил его:
— Прошу вас! Мы не сможем ничего сделать.
Это всего лишь проявление закона работорговли, хотя, согласен с вами, оно достойно осуждения.
Но всякий бунт на корабле должен быть наказан.
— Но не таким же образом! Это самая настоящая расправа.
— А если невольники первыми решились на убийство?
— Ну и что? Можно ли упрекнуть этих несчастных в том, что они хотят стать снова свободными или, по меньшей мере, предпочитают умереть в борьбе, а не под плеткой надсмотрщика?
— Правильно, они рискнули. И теперь расплачиваются. Согласитесь, если рассуждать как вы, рабами вообще торговать невозможно.
— Вы, безусловно, правы, капитан, но я от своего решения не отступлюсь. Все готово?
Шесть вооруженных матросов, подталкиваемых Понго, спустили наконец шлюпку на воду.
Схватив мушкет. Жиль последовал за ними. Капитан перегнулся через борт и все еще продолжал увещевать его:
— Боже милостивый! Что вы собираетесь делать?
— Попытаюсь спасти хотя бы нескольких чернокожих.
— Но с корабля в вас будут стрелять. Вы хотите из-за них погибнуть?
— Чем они хуже нас? Они такие же творения Господа. А если испанцы откроют огонь, то, разрешите вам напомнить, у вас тоже есть пушки: советую приготовить их к бою. Видите, они даже женщин бросают акулам.
И правда, вслед за мужчинами в окровавленную воду, бурлящую за бортом испанского судна, бросили двух негритянок. Стоя в лодке. Жиль прицелился и выстрелил в акулу.
Его выстрелы услышали на «Санта-Энграсии», хотя там все были заняты расправой над неграми. Капитан поднял рупор.
— Куда вы лезете, сеньор? Займитесь своими делами и не мешайте нам.
Он говорил по-испански, но Жиль, проведя долгие годы в гвардейском корпусе его величества, хорошо понимал этот язык.
— Я вам мешаю, говорите? У меня такое впечатление, что вы просто сорите деньгами своего судовладельца. Что же до меня, то я могу охотиться на акул, где и когда хочу.
— Охотьтесь на них в другом месте. Кто вы, собственно, такой? Небось какой-нибудь французик…
— А вы не очень-то любезны со своими союзниками, капитан. Что же касается моего происхождения…
Рев капитана Малавуана прервал его на полуслове. Он кричал в рупор:
— Наш флаг на грот-мачте, его видно издалека, или у вас плохо со зрением, сеньор капитан?
Жиль невольно обернулся и чуть не ахнул от удивления: там, где обычно красовались королевские лилии — символ Франции, легкий ветерок развевал зловещее черное полотно: череп и две кости; не успел Жиль даже удивиться, где Малавуан его откопал, как с испанского корабля послышались ругательства:
— Так вы пираты! Еще будете нас учить! Убирайтесь отсюда, господин охотник на акул, а не то сами к ним отправитесь. Вы у нас на мушке…
— Стреляйте, если хотите, — крикнул Жиль, убив акулу.
К несчастью, зловещих плавников становилось все больше и больше: прожорливые твари, как; свора голодных псов, набрасывались на добычу.
— Тогда и вы отправитесь на дно, — прорычал Малавуан. — Или не видите, орудийные люки у нас открыты, а канониры готовы к стрельбе.
Расчехленные пушки, стоящие рядом матросы с зажженными и потрескивающими на ветру фитилями придавали «Кречету» действительно устрашающий вид.
— Заткнись, — теперь уже на чистейшем французском орал хозяин «Санта-Энграсии»; по числу пушек она явно уступала мнимому пиратскому судну. — Я еще не свел счеты с этим сбродом, и вы мне не помешаете. Надо довести дело до конца.
Двое из его команды вывели на палубу красивую темнокожую девушку. Полностью обнаженная — только железный ошейник, связанный цепью с наручниками, руки сведены за спину, и пушечное ядро, прикованное к щиколоткам, — даже с этими страшными украшениями она была так стройна и грациозна, что Жиль сравнил ее с пойманной пантерой. Волевое лицо выражало презрение; девушка не проронила ни слова.
— Вы сошли с ума, — крикнул Жиль. — Вы не посмеете убить эту женщину. Покупаю ее за сто золотых.
— Я и за тысячу ее не продам. Это она устроила бунт, воспользовавшись моим расположением.
Из-за нее погибли десять моих людей. Эй вы, пошевеливайтесь!
Не успел Турнемин и рта раскрыть, как изящный черный силуэт вонзился, словно стрела, в бурлящее море и скрылся в глубине под тяжестью привязанного к ногам груза.
65 
