«Вуду? Что это такое?»
«Не знаю, как и объяснить. Скажем, странный культ животных, в котором немалую роль играет колдовство. Не советую вам пытаться узнать больше. Старайтесь держаться от всего этого подальше и не вздумайте пойти посмотреть, что происходит, если вдруг услышите в ночи далекий рокот барабанов. Мой отец всегда так поступал и жил припеваючи. Следуйте его примеру…»
Но Жиль как истинный бретонец оставался всегда в глубине души глубоко верующим, и он возмутился:
«Как? Языческий культ! И христиане столько лет терпели его и даже сейчас принимают?»
«А что им остается? Тем более что религия Вуду вполне терпима к другой вере, она и Христа запросто причисляет к своим богам. Видите ли, шевалье, я, как и вы, католик, но считаю, что разумнее не вмешиваться туда, куда нас не просят.
Вуду помогает рабам влачить свою несчастную долю, так что и для душевного, и для физического здоровья полезней ее не трогать. Я рассказал вам об этом, чтобы вы или кто-то из ваших не совершил по неосведомленности достойных сожаления ошибок…»
Тут путешественнику подошло время прощаться с американскими друзьями, и Жиль так больше ничего и не узнал, но теперь, когда «Кречет» лениво дрейфовал у берегов острова, слова молодого человека снова всплыли в памяти Турнемина, а ночной ветерок доносил до него, словно привет, запахи ванили и перца, обостряя его и без того страстное желание ступить, наконец, на эту волшебную землю, подобную Цирцее, — с той только разницей, что ее он не боялся.
Быстро текли часы, судовой колокол отбивал время. Ночь подходила к концу. При первом бледном проблеске зари море из черного стало превращаться в серое. И Жиль поспешил в свою каюту, чтобы привести себя в порядок. Обыкновенно он не слишком заботился о внешности, но при встрече с новой землей хотел выглядеть безупречно. Он стремился обставить эту встречу так, словно шел на аудиенцию к королеве.
С первыми лучами солнца Турнемин вышел на палубу в своей лучшей форме офицера королевской гвардии. Серо-голубой мундир с пунцовыми обшлагами и воротником был щедро украшен серебряными галунами, лосины из белой замши заправлены в лакированные, победно сверкающие сапоги — матросы просто остолбенели от восхищения при появлении Жиля.
Капитан Малавуан даже лишился на время дара речи, высоко подняв брови и подбоченившись, он молча наблюдал, как Турнемин проследовал на носовую палубу, и лишь затем воскликнул:
— Боже правый! Господин шевалье! Уж не на бал ли вы собрались? Или решили с ходу нанести визит губернатору Санто-Доминго?
— Вовсе нет, капитан. Просто я считаю, что нужно соблюсти все правила этикета, когда ступаешь на землю, где предстоит жить. Конечно, придется испытать некоторые неудобства, памятуя о тропической жаре, но вы меня чрезвычайно обяжете, если поднимете большой флаг, переоденетесь сами и дадите команду экипажу надеть парадную форму. При входе в бухту, разумеется, отсалютуем пушками.
Глаза Малавуана совсем округлились.
— Вы хотите, чтобы я надел форму?
— Именно. Вы, господин Менар… де Сен-Симфориен и все матросы. Да вот, посмотрите…
В эту минуту на палубе появился Понго. Увидев, что хозяин наводит красоту, он счел за благо последовать его примеру, и, судя по раздавшимся приветственным возгласам команды, ему это удалось в полной мере.
Он был великолепен: туника и штаны из белой замши расшиты красными и черными узорами, на голове — традиционный убор из орлиных перьев, бронзовое лицо величественно и торжественно — ни дать ни взять языческий идол. Даже Малавуана проняло: схватил свой бронзовый рупор, кинулся на мостик и завопил во всю глотку:
— Поднять большой флаг… и живо всем переодеваться в парадное! Проследите, господин Менар, а потом сами нарядитесь!
Еще ни один приказ на корабле не исполнялся с такой скоростью — матросы хорошо знали Жиля и догадывались, что его праздничное настроение не ограничится парадными костюмами, а потому первые часы пребывания на новой земле обещают для них быть веселыми. Очень скоро «Кречет» расцвел флагами и вымпелами, развешанными между мачтами, как полагалось по протоколу. На макушке бушприта вился на ветру стяг с королевскими лилиями, точно такие же украшали грот-мачту и корму, а на фок-мачте весело плясал бирюзово-золотой флаг Турнемина.
Разряженный, как девица в праздничном уборе, парусник под командованием капитана в красно-синей парадной морской форме снова подошел ко входу в бухту и дал сигнал лоцману.