Чем ближе они подходили друг к другу, тем шире раскрывались ее глаза. Когда они почти сошлись, Елена окончательно поняла, что перед ней самый красивый мужчина на свете. Ее можно понять, ведь она никогда не выбиралась из своей деревушки дальше, чем могла пройти за один день туда и обратно лошадь с телегой.
Поравнявшись с незнакомцем, Елена поняла, что, во-первых, он не так уж молод — ему было не меньше тридцати — и, во-вторых, что его лицо было осенено печалью. Ну и что с того? Все равно он потрясающе красив!
А какие у него глаза! Елена в жизни не видела ничего подобного! Они были золотистыми, хитрыми и живыми…
От восхищения она потеряла дар речи и даже забыла поздороваться.
Но что это?.. В его лице было что-то неопределенное, что отталкивало ее. Может быть, что-то примитивное, дикое? Да нет, он казался таким благородным, да и одежда у него была очень изящной.
И все равно она не могла отделаться от неприятного ощущения, что он какой-то дешевый.
Наблюдая за ней с полуулыбкой, Сёльве поклонился и поцеловал ей руку.
В ужасе она отдернула руку, раньше никто так себя с ней не вел, это наверняка неприлично. «Прости меня, дева Мария, я же не знала, что он так сделает!»
«Какой симпатичный песик, — подумал Сёльве. — Она, конечно, бедна и проста, но боже, какое целомудрие! Вот она какая, его соседка Елена! Ну что ж, время, проведенное здесь, может оказаться не совсем напрасным!»
Довольно быстро им стало ясно, что они не могут понять друг друга. Это было неожиданное препятствие, но Сёльве не привык сдаваться. С помощью жестов и простых выражений он попытался объяснить, что живет вон в том доме внизу, а она, должно быть, живет наверху по соседству?
Елена застенчиво, но живо кивнула.
Большая дружелюбная улыбка. Она осторожно ответила тем же. Ковыряя носком сапога землю, Елена не осмеливалась посмотреть на него.
Жестами Сёльве спросил, не хочет ли она зайти к нему в дом. Она испуганно вскинула голову, еще раз поразившись его красоте, но энергично замотала головой.
Он показал на коз руками и изобразил, что доит их. Елена закивала — и тут ее осенила идея. Она попросила его, тоже жестами, подождать ее, а сама побежала в свой дом.
Но Сёльве не стал ждать. Он стал постепенно приближаться к ее дому, как будто метр за метром завоевывая территорию — и ее тоже. Так это ему, во всяком случае, казалось. Он улыбнулся сам себе, не самой красивой улыбкой, но ему она представлялась приятной. И он принял решение.
Раньше, когда он хотел завоевать расположение труднодоступных женщин, например — жен высокопоставленных вельмож, то прибегал к помощи своих магических сил, и они сами приходили к нему.
Но эта девушка забавляла его. Ему хотелось завоевать ее силой своего очарования, так, как будто он был совершенно обычным человеком. Для него это стало бы значительно более сильным триумфом.
«Да, эту девушку завоевать будет трудно», — подумал он. За ней стояли вековые традиции строгого воспитания, какие только и могут быть в такой маленькой деревеньке. Девушка, отдававшаяся во власть мужчины до замужества, навлекала на себя здесь всеобщее осуждение и презрение. Он и раньше слышал рассказы, как трудно разыскать здесь, на юге, легкомысленных женщин.
Сёльве решил покорить Елену. На этот раз — без помощи волшебства. И, разумеется, без женитьбы.
А что станет потом с этой девушкой… Да какое ему дело! Он будет уже далеко. Разве что остаться ненадолго и, укрывшись, поглядеть, как ее будут забрасывать камнями. Это могло бы его позабавить!
Елена остановилась посреди комнаты своего маленького домика, нервно кусая ногти, сжимая и разжимая руки, вытирая их, как будто они были мокрыми. Что, что она могла бы дать этому незнакомцу, чтобы его порадовать? Наверно, он живет совсем один, бедняга, и ему нужна женская помощь. Быть может, ему нечего есть?
Пойти к нему и предложить свою помощь было невозможно, так далеко ее мысли не простирались. Но она должна же дать что-нибудь своему новому соседу. Показать ему, что он желанный гость в деревне.
Она нервно огляделась вокруг. Застонала от бессилия. У нее же ничего нет!
Сыр? Только что сваренный?
Может ли она это себе позволить? В этот раз сыра получилось только два маленьких куска, ведь трава в горах была в этом году совсем сухой. Один она собиралась продать, а другой оставить себе.
А если отрезать немного? Половинку? Ну уж нет, это будет совсем скудно.