39 
— А Паолу видел?
Марсианин томно потянулся и откопал в красной марсианской траве старенький транзисторный приемник. Полились сладкие звуки «Свадебного марша» Мендельсона.
— Счастливая Паша! — патетически воскликнул марсианин голосом Ираиды Васильевны.
— Что-то ты врешь сегодня, — заметила Симона, — всем счастья наобещал.
— А я так и должен, — сказал марсианин, — я розовый.
Симона рассердилась на него — и проснулась.
Еще не вполне сознавая, что к чему, она подняла руку и щелкнула тумблером.
— Пашка, — позвала она, — Пашка!
Экран фона упорно оставался темным, — видно, Паола еще не приходила в свою каюту. Симона мельком глянула на часы — крошечный такой кружочек на огромной смуглой ручище. Скверно — половина двенадцатого, проспала больше, чем собиралась. Но где же этот чертенок? Просила ведь по-человечески разбудить через час.
Защелкали тумблеры короткого фона: кухня, коридор, кладовая, салон… Пусто. Симона вскочила. Последние кнопки, судорожные вспышки контрольных лампочек: кибернетическая — ванная — шлюзовая — библиотека — все.
И — каюта начальника станции.
— Паша… — выдохнула Симона, словно всю станцию она сейчас обежала бегом.
— Это я разрешила, — каким-то деревянным, безжизненным голосом произнесла Ираида Васильевна.
Симона сунула босые ноги в туфли и, как была в мятой после сна юбке, лохматая, вылетела в коридор и ворвалась в каюту своего начальника:
— Пашка что — у него?
Ираида Васильевна, прямая как палка и застегнутая на все пуговицы, стояла посреди каюты.
— Час тому назад Паола Пинкстоун попросила разрешения вместе с капитаном О'Брайном осмотреть «Бригантину».
Симона села на ее аккуратно застеленную постель:
— Какого черта?
— Симона, — отчеканила Ираида Васильевна, и Симоне стало до отчаянья ясно, что ничему уже не помочь, и вовсе не потому, что в Пространстве приказы начальника не обсуждаются — именно за этим она сейчас и прибежала; но уходит время, и вместе с ним возможность вытащить эту дурочку из всей этой помойки, — как начальник станции, я несу ответственность…
— Ай, да при чем здесь инструкция! — Симона запустила пальцы в волосы, потом откинула их, чтоб не мешали смотреть, и тихо, глядя в упор в раскосые, как у Митьки, глаза, спросила: — Послушайте, а вы вообще разбираетесь в мужчинах?
Ираида Васильевна побледнела до желтизны.
— Нет, — сказала она, — ну и что же?
— А вы можете мне поверить, что это — всего лишь забава, случайная ночь на станции, эдакая перчинка после президентских дочек и грудастых фонозвезд.
— Да, — сказала Ираида Васильевна, — ну и что же?
Тут даже Симона оторопела.
— Пусть вы даже не ошиблись. — продолжала Ираида Васильевна, — Ну и что же? Пусть — забава, и все-таки это может стать для нее счастьем на всю жизнь. Чудес не бывает, Симона, и капитан этот, баловень, никогда не поймет, что за невзрачной рожицей — человек. Не без глаз я, вижу, что не пара они. Ну и что же? Уйдет. Бросит. Забудет. Но для нее-то — на всю жизнь, да так, чтобы каждую ночь вспоминатьэ. Потому что нет счастья горше и священнее, чем счастье памяти. Только откуда вам про такое счастье знать? У вас-то оно всегда при себе… А если и бедою обернется для нее эта ночь — все равно это будет ЕЕ горе. И чем бы это ни было — все равно для нее это слишком большое, чтобы чужими руками заслонять…
Симона поднялась, пошла к иллюминатору. «Это я-то не знаю, что такое счастье памяти?» — и задохнулась вдруг, потому что так вот иногда не хватало его, как в миг смерти не хватает жизни.
Было слышно, как Ираида Васильевна тяжело опустилась на стул.
— Паша — девка взрослая, — сказала она уже другим голосом. — Не Митя же, в самом деле. А вообще странно, что не вы мне, а я вам все это говорю. Вроде бы вы должны были взять Пашу за руку да к капитану ее свести — люби, мол, покуда любится. Вы уж простите меня, Симона, только странно мне как-то, что на любовь-то вы только для себя щедрая.
Симона повернулась и вихрем вылетела в коридор. Сзади, в аккуратной маленькой каюте Ираиды Васильевны, что-то валилось и рушилось.
— Ты знаешь?.. — спросила Ада.
Симона кивнула.
— У них там три кибера, не успели еще вывести. Все на контроле приборов. С передачей в центральную. О'Брайн включил только регенератор воздуха.
— Естественно, — сказала Симона.
Некоторое время обе они молчали, невольно прислушиваясь, словно из планетолета могли донестись какие-нибудь звуки.
39 
