Последние отзывы

  151  

Он больше ни к кому не привязывался: удовлетворив свое желание, уходил к другой, равнодушный к жалобам и слезам, которыми всегда сопровождалось расставание.

За самой богатой фермершей Нью-Виндзора, рыжеволосой Юноной с роскошным телом, мечтавшей выйти за него замуж, последовала племянница пастора, хрупкая и лицемерная девица, которая каялась и плакала, говоря, что обрекает себя на вечные муки, но пускала в ход ласки, достойные куртизанки, чтобы вернуть его, когда он отдалялся от нее. Были также и жена какого-то трактирщика, и некая «Молли Питчер», у которой были огромные пустые глаза, вялая и мурлыкающая, как кошка. Он безуспешно пытался найти в ней сходство с Бетти, очаровательной девушкой, что побывала в его палатке в Пикскилле. Надо признать, что еще живое воспоминание о Ситапаноки отравляло все эти мимолетные увлечения, поскольку все эти женщины не шли ни в какое сравнение с индианкой.

Лишь один раз он потерпел неудачу. Однажды вечером, спеша с охапкой дров, чтобы разжечь огонь в своем очаге , он увидел женщину, закутанную в широкий плащ, которая вышла из его палатки и направилась в деревню. Бросив вязанку, он побежал и догнал ее.

– Когда хозяина нет дома, невежливо проникать к нему в дом и уходить, не дождавшись его! – воскликнул он, ухватив ее за плотный шерстяной плащ.

– Отпустите меня, лейтенант! – услышал он спокойный голос Гуниллы. – С какой стати мне было оставаться в вашей палатке, раз там не было вас.

Он отпустил ее, отошел на шаг и вежливо поклонился.

– Простите меня, Гунилла. Я не узнал вас в этом плаще. Но, прошу вас, вернитесь…

– Я тороплюсь. Миссис Гибсон ждет меня, она будет волноваться, если я задержусь. Я просто принесла вам банку варенья…

– Варенья? Как мило! Но зайдите, прошу вас, всего на несколько минут… чтобы я хоть мог сказать вам, вкусное ли оно…

Она молча последовала за ним, как когда-то в горах Пенсильвании, вошла в палатку, которую освещал фонарь, создавая подобие уюта. Банка варенья стояла рядом с фонарем, и Жиль взял ее, открыл, чтобы вдохнуть душистый запах фруктов, но при этом не спускал глаз с девушки.

Он давно ее не видел, так как со времени своего прибытия в штаб Гунилла жила под покровительством миссис Гибсон, полюбившей ее за мужество и мягкость и относившейся к ней как к дочери, которой у нее никогда не было.

Под крылышком миссис Гибсон Гунилла вела спокойную размеренную жизнь, которой она была вполне довольна. Она почти никогда не выходила из дома, не покидала сада, изгородь которого была Жилю так хорошо знакома.

Гунилла смотрела на него с удивленным любопытством. Стоя в желтом свете фонаря, она была воплощением свежести и спокойствия со своим серьезным личиком, окаймленным белизной гофрированного чепчика, из-под которого выбивались льняные пряди волос. Ее кожа, обветренная и посмуглевшая за годы рабства, стала теперь светлой и нежной, а глаза под густой бахромой ресниц были ярко-голубыми.

Жиль поймал себя на мысли, что девушка очень хороша собой. Однако она смотрела на него с некоторой робостью и опасением. Как мальчишка, он погрузил палец в розовое желе, облизал его и широко улыбнулся.

– В жизни не ел ничего вкуснее! – воскликнул он. – Спасибо, Гунилла!

– Это миссис Гибсон надо благодарить, а не меня.

– Да ну! Вы не заставите меня поверить, что эта респектабельная особа вдруг забеспокоилась обо мне. Если бы я был генералом Вашингтоном, тогда другое дело. Стало быть, я думаю, что это ваша идея… Очаровательная идея…

Он поставил банку, подошел к ней почти вплотную – рядом с ним она казалась совсем маленькой. Не двигаясь, она ждала его приближения.

Застыв на месте, она смотрела в глаза молодого человека словно загипнотизированная змеей птичка. Он улыбнулся этому ясному взгляду.

– А ведь вы очаровательны, Гунилла. Как я мог быть настолько глуп, что раньше не замечал этого?

Этот упрек самому себе был искренним, хотя он еще не понимал, что заставляло его соблазнять эту девочку. Может быть, из-за чистоты, исходившей от нее, несмотря на то что ей пришлось пережить в плену у сенека. Она не была невинна: рабыня, если хочет жить, не может противиться желаниям своих хозяев, и бедняжке не раз приходилось терпеть насилие воина, захватившего ее. Но, вернувшись к жизни, соответствовавшей ее воспитанию, она обрела свой прежний характер так же легко, как рука входит в перчатку. Можно было подумать, что она снова стала девственницей…

  151