Есть любовь и сильная, но любителей клубнички ждет разочарование
2 
— Поганый святоша! — процедила она сквозь зубы. — Пусть подотрется своими книгами!
— Ингрид! — одернул ее Альв, но наказать дочь не мог. Никто не смел даже прикоснуться к ней, так же, как в свое время — к Суль. Тому, кто поднимал на нее руку, Ингрид мстила самым безжалостным образом. Однажды Берит отшлепала ее, и на другой день вся ткань на ее кроснах оказалась изрезанной. Последовало новое наказание. Во время ужина Ингрид стояла в углу и бормотала про себя какие-то чудные слова, и каша на тарелке Берит вдруг превратилась в омерзительных червей прямо у нее на глазах. С тех пор Берит больше никогда не наказывала дочку.
Альв вздыхал:
— Мы дали ей самое обычное норвежское имя, надеясь, что ее характер будет под стать этому имени, но, видно, проклятие так просто не победишь…
Родные из Швеции сообщили, что Дан Линд обнаружил весьма незаурядные способности и ему было позволено заниматься со шведским профессором Улофом Рюдбеком-младшим — известным ботаником и выдающимся знатоком языков, а уже у него Дан познакомился с такими крупными учеными, как Урбан Ярне и Эмануэль Сведенборг.
В детстве Ингрид доставляла своим родителям много хлопот и огорчений. Они безгранично любили ее и заботились о ее благе. Она тоже отвечала им любовью. Иногда она кидалась к ним с бурными объятиями или прибегала ночью в их постель, спасаясь от ночных страхов. Она утверждала, что в комнате у нее живут страшилища, и она их нисколько не боится, но они поднимают такую возню, что мешают уснуть. А в постели у родителей так хорошо и уютно!
Альв много раз провожал Ингрид в ее комнату, чтобы выгнать оттуда страшилищ, которых там, разумеется, застать не удавалось. Лишь на полу лежал прямоугольник синеватого лунного света.
В те годы Ульвхедин служил им утешением. Он сам хорошо знал, что такое в детстве носить в себе дьявола. Ульвхедин поддерживал маленькую Ингрид и выручал ее из трудных положений. Они стали добрыми друзьями, и Ингрид не раз убегала в Элистранд, чтобы просить у Ульвхедина совета. Ей хотелось быть хорошей девочкой, но временами зло, дремавшее в ней, пробуждалось, и Ингрид теряла власть над ним. Вот тогда она особенно нуждалась в уверениях Ульвхедина, что со временем ей удастся победить это зло.
Старики часто сравнивали Ингрид с Суль, и Альв нарочно ходил в Линде-аллее, чтобы еще раз посмотреть на ее портрет. У Суль было небольшое, сужающееся книзу кошачье личико, Ингрид была совсем не похожа на нее. У Ингрид были большие янтарные глаза, темные ресницы, маленький нос и припухлые губы, уголки которых, как и у Альва, были весело приподняты. В диковатых глазах и очертаниях рта сквозило что-то высокомерное, но в целом лицо ее было более классической формы, чем лицо Суль. Хотя обе они были на редкость красивы.
Но Альв опасался не внешнего, а внутреннего сходства.
Суль, несмотря на свои веселые сумасбродства, была глубоко несчастна. Альв от всего сердца надеялся, что судьба будет более благосклонна к его единственной дочери.
Он не мог закрывать глаза на эту опасность.
Больше всего его пугали истории о том, как Суль без малейших угрызений совести лишала жизни тех, кто становился на пути у Людей Льда. Альв и Берит отдавали много времени и сил воспитанию дочери. Они пытались научить ее различать добро и зло, свое и чужое, пытались внушить ей, что все люди чувствуют одинаково — то же самое, что и она. Что их точно так же, как и ее, обижают несправедливость, они точно так же, как и она, страдают, если им причиняют боль. Родители постоянно внушали Ингрид слова из Библии: «Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними», и надеялись, что Ингрид со временем научится считаться с чувствами других людей.
Сначала казалось, что их усилия тщетны. Чего только Ингрид не проделывала! Она могла, к примеру, выпустить лошадей в овес, чтобы они угостились на славу, или сказать приехавшей к ним важной даме из прихода, что Берит нет дома, если знала, что мать гостью недолюбливает. Сколько раз Берит приходилось выкручиваться из неловкого положения, когда она внезапно сталкивалась с дамой нос к носу в прихожей.
Однако со временем родители поняли, что проделки Ингрид продиктованы ее сердцем. Она пылко любила всех людей и животных, которые окружали ее. Проявления так называемого скверного характера, объяснялись обидой и разочарованием, были своеобразной самозащитой. Ингрид глубоко ранили попытки ее наказать, силой заставить подчиниться, и в таких случаях она норовила отомстить. У нее не укладывалось в голове, как могут люди, которых она горячо любила, сознательно причинять ей боль.
2 
