- Совет да любовь,
- Совет да любовь,
- Жениху и невесте
- Совет да любовь…
Она тихонько запела. Он подтянул, вспоминая, как они зарделись от удовольствия, слыша детские голоса, но постеснялись остановиться, хотя были горды и счастливы.
— Неужели у нас был новобрачный вид? Как они догадались?
— Уж точно не по одежке! Может, по лицам? От улыбок у нас занемели скулы. Мы просто лопались от восторга. А их задело ударной волной.
— Славные ребятишки. До сих пор слышу их голоса.
— Прошло полтора года, а у нас все по-прежнему. — Одной рукой обняв ее за плечи, он читал их будущее на темном потолке.
— Теперь есть я, — раздался чей-то шепот.
— Кто? — спросил Дуглас.
— Я, — ответил шепот. — Саша.
Дуглас сверху следил за губами жены, но не заметил и шевеления.
— Ага, наконец-то можно поговорить? — произнес Дуглас.
— Можно, — ответил тот же голосок.
— А мы думали-гадали, — сказал Дуглас, — когда же ты дашь о себе знать. — Он мягко привлек к себе жену.
— Настал срок, — отозвался шепот, — я тут как тут.
— Здравствуй, Саша, — вырвалось у обоих.
— А почему ты раньше молчал? — поинтересовался Дуглас Сполдинг.
— Было боязно: вдруг вы мне не обрадуетесь, — прошептал голосок.
— Откуда такие мысли?
— Они возникли в самом начале, но потом ушли. Когда-то у меня было только имя. Помните, в прошлом году. Можно было уже тогда появиться. Но вы испугались.
— Мы тогда сидели на мели, — негромко сказал Дуглас. — Жили в постоянном страхе.
— Разве жить страшно? — спросил Саша. У Мэгги дрогнули губы. — Страшно другое. Не жить. Быть ненужным.
— Погоди. — Дуглас Сполдинг опустился на подушку, чтобы видеть профиль жены, лежащей с закрытыми глазами, и чувствовать ее неслышное дыхание. — Мы тебя любим. Но в прошлом году был неподходящий момент. Понимаешь?
— Нет, не понимаю, — ответил шепот. — Вы меня не хотели, вот и все. А теперь захотели. Мне тут делать нечего.
— Но ты уже здесь!
— А теперь уйду.
— Не смей, Саша! Останься с нами!
— Прощайте, — голосок совсем затих. — Все, прощайте.
Повисло молчание.
Мэгги в безмолвном ужасе открыла глаза.
— Саша пропал, — сказала она.
— Быть такого не может!
В спальне стояла тишина.
— Не может быть! — повторил он. — Это просто игра.
— Это уже не игра. О боже, как холодно. Согрей меня.
Он подвинулся ближе и привлек ее к себе.
— Все хорошо.
— Нет. У меня сейчас возникло странное чувство, будто это все взаправду.
— Так оно и есть. Он никуда не денется.
— Если мы постараемся. Помоги-ка мне.
— Помочь? — Он еще сильнее сжал объятия, потом зажмурился и позвал: — Саша?
Молчание.
— Я знаю, что ты здесь. Не прячься.
Его рука скользнула туда, где мог находиться Саша.
— Послушай-ка. Отзовись. Не пугай нас, Саша. Мы и сами не хотим бояться, и тебя не хотим пугать. Мы нужны друг другу. Мы втроем — против целого мира. Саша?
Молчание.
— Ну, что? — прошептал Дуглас.
Мэгги сделала вдох и выдох.
Они подождали.
— Есть?
В ночном воздухе пробежал едва ощутимый трепет, не более чем излучение.
— Есть.
— Ты здесь! — воскликнули оба.
Опять молчание.
— Вы мне рады? — спросил Саша.
— Рады! — ответили они в один голос.
Минула ночь, за ней настал день, потом опять ночь и еще один день, многие сутки выстроились длинной чередой, но самыми главными были полночные часы, когда он заявлял о себе, выражал собственное мнение: полуразличимые фразы становились все более уверенными, четкими и развернутыми, а Дуглас и Мэгги замирали в ожидании: то она шевелила губами, то он приходил ей на смену, каждый излучал тепло, искренность и превращался в живой рупор. Слабый голосок переходил с одних уст на другие, то и дело прерываясь тихим смехом, потому что все это было несуразно и в то же время любовно, ни один из них не знал, какой будет очередная Сашина фраза — они всего лишь внимали его речам, а потом с улыбкой погружались в рассветный сон.
— Что вы там говорили про Хэллоуин? — спросил он где-то на шестом месяце.
— Про Хэллоуин? — удивились они.
— Ведь это праздник смерти? — прошептал Саша.
— Ну, в общем…
— Не слишком приятно появляться на свет в такую ночь.
— Допустим. А какая ночь для тебя предпочтительнее?
Саша какое-то время парил в молчании.
— Ночь Гая Фокса, — решил он наконец.