138 
Поцелуй длился долго. Они переживали мгновения чистого счастья, наслаждались взаимностью их любви и гармонией чувств, не зная, когда это повторится снова. Но им и в голову не пришло желать большей близости. Образ несчастной Мари стоял между ними...
На следующий день всех посетителей Лауры Адамс ждало разочарование: никто не мог переступить порог ее дома. Не пустили и Давида, который решил вдруг прийти рисовать Лауру, не предупредив ее о своем намерении. Еще накануне привезли необходимые материалы, и они загромождали теперь гостиную, поэтому художник решил, что молодая женщина должна быть готова к его ежедневным посещениям. Но когда он позвонил в колокольчик, ему открыл Жуан и объявил, что гражданка Адамс больна и никого не принимает. Несмотря на все усилия мэтра проникнуть в дом на правах «старого доброго друга», ему не удалось пройти мимо человека с железным крюком вместо руки.
– Мне это совсем не нравится, – заметил де Бац, наблюдавший за этой сценой из-за шторы окна на втором этаже. – Когда этот негодяй выбирает себе добычу, он ее уже не выпускает...
– Не драматизируйте, – ответила ему Лаура. – Ведь отказался же он от госпожи Шальгрен.
– Не верьте этому. Она не желает больше приезжать в Лувр, но одна знакомая говорила мне, что Давид часто наведывается в Пасси и продолжает досаждать ей своей любовью. И, к несчастью, он опасен.
– Забудьте о нем, друг мой! У вас есть другие заботы, а у меня есть Жуан. Он самый надежный мой страж.
Питу пришел уже в сумерках, и его единственного впустили в дом. Он принес странные новости. Судя по всему, об исчезновении маленького короля не знал никто. В Тампле, куда Питу проник под видом журналиста при помощи щедро раздаваемых ассигнаций, было, как всегда, мрачно и грустно. Симоны уехали, но ничего не изменилось в привычном распорядке дня. Питу удалось выяснить только, что Коммуна затеяла какие-то работы в помещении, где жил маленький Капет.
– Я непременно должен узнать, что там затевается, – сказал Питу барону. – Зачем им понадобилось перестраивать комнату короля?
– Возможно, они хотят уменьшить площадь. Комнаты великоваты для такого маленького узника. Питу, умоляю вас, не пытайтесь пока ничего выяснять! Это слишком опасная тема. Я уверен, что комиссары заметили подмену и пытаются скрыть побег, чтобы избежать гильотины. Приказы исходят от Коммуны, за всем этим стоит Эбер! Когда я вернусь, я обязательно навещу Люлье. Он мне расскажет, как на самом деле обстоят дела.
– Люлье арестован, – негромко сказал Питу и отвернулся. – Его уводили как раз в тот момент, когда я входил в ратушу, чтобы поговорить с ним.
– О! – Бац побледнел. – В чем его обвиняют?
– Во всем и ни в чем. – Питу пожал плечами. – Ах да, вспомнил... Я слышал, что он оказался замешан в «иностранном заговоре».
– Иными словами, это дело рук Шабо. Даже из тюрьмы этот мерзавец продолжает доносить на людей! Он называет все имена, которые только умудряется вспомнить... – Барон повернулся к Лауре. – Вам, я полагаю, тоже следует уехать.
– С вами? – уточнила она с надеждой в голосе.
С прошлого вечера молодая женщина надеялась, что Бац предложит ей это. Несмотря на риск, поездка в Нормандию вместе с ним представлялась Лауре невероятным счастьем. Но надежда даже не успела расправить крылья.
– Нет. Я должен один исполнить свою роль. Но, Лаура, я настаиваю. Уезжайте из Парижа! Шабо уже назвал имена всех тех, кого он видел в моем доме в Шаронне. Еще немного – и он доберется до вас. Кроме всего прочего, вы же «иностранка», а это не служит доказательством благонадежности.
– Вы правы, но я не просто иностранка, я американка. Да и арест не всегда означает последующий суд и расправу. Ведь Тальма отпустили, он возвращается в театр. Да и ехать мне, собственно, некуда. Разве что в Бретань? Что ж, отлично, я с радостью сведу счеты с Понталеком!
– Не совершайте подобного безумства! Ваши силы слишком неравны, без моей помощи вы не справитесь...
– Вот видите! Уезжайте и не бойтесь за меня. Я дождусь вашего возвращения.
Де Бац тяжело вздохнул.
– Сван сообщит вам новости, когда вернется из Гавра.
– Надеюсь, что все пройдет хорошо.
Казалось, Лаура машинально произносит слова, чтобы только заполнить ставшее невыносимым молчание. Питу молча пил кофе, поглядывая на Жана, и тот видел в его глазах отражение собственной любви... Наконец молодая женщина замолчала, словно исчерпав все темы для разговора. В гостиной теперь был слышен только доносящийся из кухни голос маленького Людовика, который болтал с Биной, с удовольствием поглощая испеченные ею слоеные пирожки с вареньем.
138 
