27 
– Где она? – спросил он прямо. – Она, по крайней мере... жива?
– Жива, – ответила Мари. – Только никто не знает, где сейчас Лаура. Но Питу сам вам все расскажет.
Анж протянул барону последнюю записку Лауры.
– Когда я добрался до Канкаля, то дом был уже пуст. Нанон Генек, соседка, дала мне это.
– Господь всемогущий! – воскликнул де Бац, пробежав короткие строчки. – Я должен был догадаться, что она затевает нечто подобное, когда увидел вас на острове Джерси одного! Вы пытались ее найти?
– Она этого не хотела, – печально пожал плечами Питу. – И должен признаться, что мне легко было послушаться ее. Я чувствовал себя таким усталым, таким отчаявшимся... Теперь я сердит на себя. Из-за моей душевной слабости Лаура сейчас одна. Разве может ее защитить однорукий инвалид?
– А по-моему, вы поступили правильно. Мы с вами служим слишком важному делу, и ваше время слишком драгоценно, чтобы тратить его на поиски женщины, которая мне кажется совершенно безумной!
– Не будьте к ней так суровы, Жан! – взмолилась Мари. – Подумайте о том, что должна была почувствовать бедняжка, узнав, что Понталек соблазнил ее мать!
– У вас слишком живое воображение, – буркнул де Бац. – Я признаю, что это стало для Лауры потрясением, но она совершенно теряет разум, стоит только рядом с ней появиться Понталеку, и способна на любые безумства. В замке Анс я наблюдал за ней. У меня не было никаких сомнений, что Лаура все еще любит его. А последние события только подтверждают это!
– Не так просто понять женщину, подобную Лауре, – вступилась за подругу Мари. – И я не думаю, что ее заставила поступить так любовь к мужу. Я бы скорее подумала, что Лаура хочет отомстить или, может быть, защитить свою мать, открыть ей глаза...
– Они с матерью никогда не были близки. К тому же если мать Лауры влюблена, то у нее появится только одно желание – как можно скорее избавиться от дочери. Но даже если Мария де Лодрен выгонит де Понталека, тогда Лаура снова станет Анной-Лаурой, а значит – предметом ненависти маркиза.
– Нет, – возразила Мари. – Я ей верю. В записке Лаура пишет, что вернется, и я думаю, что теперь нам остается только ждать и молиться. Питу, тот человек, что сопровождает ее, он надежен?
– Жоэль Жуан? Очень надежен, несмотря на то, что он молочный брат Жосса де Понталека и был его доверенным лицом. Я хорошо знаю его, и мне известно, насколько сильна его любовь к Лауре. Он отдаст свою жизнь ради ее спасения. Жоэль когда-то был силачом, но теперь у него осталась только одна рука. С ним теперь будет легче справиться. Если Жоэль попадет в руки де Понталека, тот не оставит его в живых. Маркиз слишком мстителен. А если Жоэль погибнет, то и у Лауры останется не так уж много шансов выжить...
– Пожалуй, вы правы, – вздохнул де Бац. – Но при сложившихся обстоятельствах я не могу никого послать в Сен-Мало. У нас очень много дел здесь. Где Дево?
– Он у вас в кабинете расшифровывает письма.
– Идемте к нему, Питу, и я расскажу вам о том, что узнал от шевалье де Жарже.
План по спасению королевской семьи в его теперешнем варианте не вызвал ни малейшего энтузиазма ни у Мишеля Дево, верного секретаря барона, ни у Питу. Если планы Тулана и шевалье им показались достаточно смелыми и интересными, то поведение Лепитра произвело на них самое дурное впечатление.
– Такой ненадежный человек может только все испортить, – объявил Мишель Дево. – Чтобы привести в исполнение такой план, нельзя допустить ни одной ошибки. Лепитр славный человек и, несомненно, преисполнен благих намерений, но он трус. Бессмысленно рассчитывать на неожиданный прилив мужества. Мы не должны принимать в этом участие, барон!
В голосе молодого человека прозвучал упрек, и де Бац особенно остро ощутил это, потому что слова Мишеля выражали его собственные мысли.
– Я, пожалуй, ограничусь тем, что приму участие в одном из этих пресловутых собраний, дам им денег и подготовлю отъезд беглецов из Франции. Но действовать я буду по-своему. Даже речи не может быть о том, чтобы они все ехали вместе и в одном направлении!
– Вы правы, но вполне вероятно, что у нас не будет времени подготовиться. Вы только что вернулись из Лондона, и вам еще не успели рассказать, как быстро меняется обстановка в Париже. Я боюсь, что охрана королевы будет усилена. Мы получили сообщение из Германии. Как только туда дошла весть о смерти короля, его брат, граф Прованский, продемонстрировал свое глубокое горе и оделся в траур. Но прежде он объявил себя регентом Франции и получил благословение рейнских принцев, хотя так и не дождался его от австрийского императора. Император требует, чтобы регентшей стала Мария-Антуанетта, его сестра, и заявляет о своих требованиях в полный голос. Так как австрийские войска стоят у границ Франции, народ в Париже очень серьезно воспринимает его слова. Все настроены против «австриячки». Ваши отважные заговорщики рассказали о том, что головорезы каждый день собираются под окнами тюрьмы и требуют смерти «вдовы Капет»?
27 
