79 
Клаус быстро выздоровел благодаря чудодейственным рукам Тенгеля и теперь с радостью работал в Гростенсхольме. Он не обмолвился ни словом о своей великой потере. Для него не существовало никого в мире, кроме Суль, и он часто смотрел на дорогу, не едет ли она.
Лив была по-настоящему счастлива. Даг с самого начала обещал ей, что никогда не будет попрекать ее за то, что у нее что-то не получается в домашних делах. Но у него не было повода критиковать ее: лучшей хозяйки, чем Лив, и быть не могло. Даг понял, что Берениусом управляли чрезмерные амбиции, желание быть выше всех остальных, поэтому он и подавлял других, какими бы хорошими эти люди не были.
В один из зимних вечеров, когда за окном завывал ветер, а Тенгель и Силье сидели и грелись возле печки, в дверь постучали. Они вопросительно посмотрели друг на друга: кто бы это мог быть в такое позднее время, в эту январскую вьюгу? Тенгель встал и открыл.
На пороге стояла женщина, закутанную в плащ с капюшоном и шаль.
— Суль! — воскликнул Тенгель. — Входи, дорогое дитя!
Изможденная и опустившаяся, она вернулась под родительский кров.
Внимание Суль привлек мозаичный витраж, подаренный Силье художником Бенедиктом, а также портреты всех четырех детей, написанные Силье: она вспомнила, какой неусидчивой моделью была сама и как сурово ее отчитывала Силье. Портреты в самом деле получились хорошими.
— Нам страшно не хватало тебя, дочка, — полусмеясь, полуплача, произнесла Силье. — На этот раз ты одна? Никакой Меты или бедного Клауса в хвосте?
— Нет, я пришла не одна, — устало произнесла Суль. — Со мной человек. Могу я…
— Да, да, веди сюда всю процессию! — улыбнулся Тенгель. — Никто не должен оставаться за порогом в такую ночь!
Суль вышла и вернулась с маленьким свертком, который смущенно показала им.
— Это Суннива, — судорожно улыбаясь, произнесла она. — Ей можно войти?
Силье показалось, что она проваливается сквозь пол.
— Твой ребенок?
— Да, она не дала себя убить, отец. Я испробовала все имевшиеся у меня травы, но она хотела жить.
Силье с трудом глотнула слюну.
— Добро пожаловать и ей, — дрогнувшим голосом проговорила она. — Это наш второй внук.
— Второй?
— Да, у Лив и Дага родился мальчик. Думаю, они примерно одного возраста.
— Суннива родилась 29 августа, — быстро произнесла Суль.
— А Таральд — 24 августа, — улыбнулась Силье, — и в тот день был настоящий переполох, потому что в Эйкебю одна женщина тоже рожала, и ребенок лежал неправильно, так что Тенгелю пришлось скакать туда-сюда из Эйкебю в Гростенсхольм.
— Да, вот тебе и Эйкебю! — сказала Суль. — Вряд ли кого-то удивит, что там появился еще один ребенок: она ведь рожает три раза в год! За кого принимает себя ее муж? Думает, что он кролик, что ли? Ну и как там все закончилось?
— В конце концов она родила девочку очень маленького веса… А ты, значит, назвала свою маленькую дочь Суннивой? Хорошее имя.
— Да, так звали мою мать. И в честь тебя, Силье.
— Спасибо, — растроганно произнесла Силье. — Какая она хорошенькая! Словно маленький эльф! Ты видел малышку, Тенгель? На кого же она похожа?
— На своего отца, — сухо ответила Суль.
— Мне кажется, я уже видела это лицо, — задумчиво произнесла Силье. — Но где же я могла его видеть раньше?
— Она необычайно красива! — сказал Тенгель, оправившись, наконец, от шока. — Но то, что у тебя может быть такая голубоглазая и белокурая дочь, я бы никогда не поверил!
— Она может остаться здесь? — тихо спросила Суль. — Я не знаю другого места на земле, где за ней могли бы лучше присматривать. Хотя, возможно, мне от этого легче не станет. Но время не терпит.
Они удивленно взглянули на нее.
— Но что же мы стоим! — засуетилась Силье. — Сядем у печки! Расскажи нам все по порядку.
— Она может остаться здесь?
— Ты же знаешь сама, — ответил Тенгель. — Но теперь мы хотим услышать, что же было с тобой.
— Сначала я что-нибудь поем, — сказала Суль. — Я уже забыла вкус еды.
— О, дорогая моя, — сказала Силье и поспешила на кухню. — Что ест малышка?
— Молоко… все что угодно…
Немного утолив голод и накормив коня, Суль принялась рассказывать, удобно откинувшись на покрытую овчиной спинку скамьи. Спящую Сунниву положили в старую колыбель Аре.
79 
