Роум был напряжен. Преодолев желание сжать руки в кулаки, Роум просто засунул их в карманы. Он пытался сопротивляться воспоминаниям, которыми была буквально напичкана эта комната. Когда-то он спал в этой постели вместе с Дианой, они любили друг друга на этих простынях… ранним воскресным утром его будили сыновья; здесь они устраивали свои шуточные баталии…
Сара отвернулась, не желая смущать Роума, и нагнулась, чтобы поднять коробку.
Ее боль была не меньше: она любила Роума и отдала бы все на свете, чтобы воскресить Диану, лишь бы это вернуло ему улыбку. Так или иначе, Роум всегда будет принадлежать Диане. Он не перестал любить свою умершую жену, и все еще оплакивал ее, страдал из-за этой потери.
— Я закончил в комнате мальчиков. Все вещи упакованы. Я…я…
Его голос неожиданно прервался, и сердце Сары защемило. Роум судорожно втянул воздух и задержал дыхание, сдерживаясь из последних сил. Внезапно его лицо исказилось от гнева, он кинулся к комоду и стукнул кулаком по столешнице, с грохотом раскидывая стоящие там баночки с косметикой и флакончики духов.
— Черт возьми, все было напрасно! — проклиная все на свете, он прислонился к комоду. Тело его согнулось под тяжестью гнева и горя. Он не знал поражений, пока не потерял семью. Смерть — окончательный приговор, не подлежащий пересмотру. Появившись без предупреждения, она разрушила его привычный мир.
— В некотором роде, смерть мальчиков была еще хуже, чем смерть Дианы, — сказал он приглушенно. — Они были так юны, а им не представился даже шанс пожить по-настоящему. Они никогда не узнают, что такое заниматься спортом в средней школе, учиться в колледже, не будет первого поцелуя с подружкой. Они уже не смогут заняться любовью и увидеть рождение собственных детей. У них никогда не будет этой возможности…
Сара прижала коробку к груди:
— Джастин целовался со своей подружкой, — сказала она дрожащим голосом. Несмотря на печаль, на ее лице появилась слабая улыбка. — Ее звали Дженифер. Хотя в классе было четыре девочки с таким именем, он твердо сказал мне, что его Дженифер — самая симпатичная. Джастин поцеловал ее прямо в губы и попросил выйти за него замуж, а она испугалась и убежала. Он считал, что она еще не готова для замужества, но собирался за ней присматривать. Он сам мне рассказал, — добавила она, чуть рассмеявшись.
Сара скопировала манеру Джастина говорить, его протяжное произношение, упорство семилетнего мальчугана, и губы Роума начали подергиваться. Он пристально смотрел на Сару, и внезапно в глубине его темных, черно-коричневых глаз заплясали золотые огоньки. Роум издал полузадушенный всхлип и, запрокинув голову, засмеялся глубоким смехом.
— О мой Бог, этакий маленький крепкий орешек, — он тихо посмеивался. — Бедная Дженифер, у нее не было шанса устоять.
Также как и у бедной Сары. Свой особенный шарм и решительность Джастин унаследовал от отца.
Ее сердце перевернулось при звуках смеха Роума. Это был его первый искренний смех, услышанный ею за последние два года. С момента аварии он не говорил ни слова, ни о мальчиках, ни о Диане. Воспоминания вызывали боль. Создавалось впечатление, что он запер их на замок, просто чтобы выжить.
Сара передвинулась, все еще прижимая к себе коробку.
— Эти фотографии… Если ты когда-нибудь захочешь вернуть их, они — твои.
— Спасибо. — Роум пожал плечами, пытаясь размять напряженные мышцы. — Оказалось, что это сложнее, чем я предполагал. Все еще… слишком тяжело для меня.
Сара наклонила голову, не в силах ответить и смотреть на него без слез. Она боялась не справиться с ситуацией и выдать свои чувства. Сара ничем не могла облегчить горе Роума. Если он заплачет, она не может даже двинуться с места. После аварии она страдала и из-за Роума тоже: знала, как тяжело он все переживает, как страдает в одиночку. И не могла позволить себе обнять его, подставить ему плечо в эти трудные минуты. Роум держался очень холодно, лишь по его замкнутому бледному лицу можно было понять, какое горе он скрывает внутри себя, и скрывает от всех остальных. Роум пережил все один, не позволив никому разделить с ним скорбь.
Когда Сара подняла глаза, Роум уже сидел на кровати, держа в своих сильных руках шелковую ночную рубашку Дианы. Наклонив голову, он пропускал ткань сквозь пальцы, снова и снова.
— Роум… — Сара запнулась, не зная, что сказать. Что она может сказать?
— По ночам я все еще просыпаюсь и тянусь к ней, — резко произнес Роум. — Эта рубашка была на ней в нашу последнюю ночь, в тот последний раз, когда я любил ее. Не могу привыкнуть, что ее нет рядом. Эту пустоту ничем не заполнить, и неважно, сколько женщин у меня будет.