Тисса ведь не ребенок, чтобы потеряться, да и теряться здесь негде. Но близость его успокаивает.
Он рядом.
Вечерами, когда возникает безотчетный страх, а из окна тянет холодом, Тисса набрасывает шаль, ту самую, из белых соболей, но все равно не может согреться. Урфин делится своим теплом. И рассказами о мирах, которых бессчетное множество. Почти сказки, только лучше. Тисса позволяет себе верить, что все действительно будет хорошо.
Ненадолго.
Пока он рядом. Урфин остается на ночь, ложится рядом, обнимает и уговаривает заснуть. Но часто сам засыпает первым. И Тисса лежит тихонько, опасаясь разбудить — сон у него чуткий, — смотрит. Запоминает. Они обязательно встретятся, потом, позже, в мире, где нет войны. Иногда Урфин говорит во сне. Отрывисто, зло, и слов не разобрать, но стоит прикоснуться, как он просыпается.
— Что случилось?
— Ничего. Все хорошо.
Кивает и крепче прижимает к себе.
— Тогда спи. — И снова засыпает первым. От усталости.
Когда Урфин уходит, появляется Изольда. Тиссу боятся оставлять одну, и она благодарна за такую заботу. В одиночестве приходит страх — Тисса ведь не героического характера, чтобы совсем не бояться смерти. Изольда приносит бумаги, которые приходится разбирать и переписывать, бухгалтерские книги, счета… Тисса не представляла, сколько всего надо, чтобы открыть лечебницу.
— Мы заказали кровати, столы, шкафы…
…еще посуду — кастрюли, сковороды, тарелки, миски, вилки и ложки…
…перья для подушек…
…солому, которую придется в матрацах менять…
…ткань на белье…
О работе думается легко, и Тисса рада, что ее помощь действительно нужна. Тиссе надо успеть сделать хоть что-то хорошее. И она старается изо всех сил. Времени так мало. И вынужденные перерывы в работе — Тисса должна присутствовать на суде — крадут его.
Вот скамья, выкрашенная в черный цвет, она стоит слева от прохода. Справа — белая, для обвинения. Сегодня лорд-канцлер привел леди Лоу, и Тиссе стыдно смотреть в глаза женщине, у которой она украла мужа. Гийом был… нехорошим человеком, но, возможно, она видела его другим?
— Не верь. — Урфин опять угадывает ее мысли. — Она играет.
Строгое платье и бледная кожа, темные круги под глазами, от которых глаза кажутся вовсе бездонными. Взгляд устремлен на Тиссу. В нем нет гнева, но лишь молчаливый упрек. Неужели можно вот так играть?
Леди Лоу позволяют говорить, и зал молчит, опасаясь упустить хоть слово. Слышен скрип перьев. Тисса знает, что уже к вечеру эта проникновенная речь попадет в газеты, которые охотно следят за происходящим в суде.
Там, за пределами замка, тоже есть люди, которым хочется знать.
…Гийом де Монфор был противоречивым человеком. Его принципиальность, нетерпимость к чужим слабостям, стремление всячески их преодолевать снискали ему дурную славу, хотя всеми его поступками двигали исключительно благие намерения…
— Еще немного, и я сам поверю, что эта сволочь имела прекрасную душу. — Урфин избегает смотреть на леди Лоу, а ее взгляд устремлен на лорда-протектора.
Он выглядит неживым. Живой человек не способен часами сохранять неподвижность. Жутко. И Тисса не в состоянии отделаться от ощущения, что ему тоже плохо. Она помнит Каменный зал и тонкий шнур черной крови, выползающий из уха.
В жизни де Монфор лишь однажды оступился. И совершенная ошибка терзала его совесть, побуждая к признанию…
Трагическая пауза.
…о преступной связи с замужней женщиной, имя которой леди Лоу не смеет назвать. Но предполагает, что раскаяние несчастного ее супруга и стало мотивом для убийства, поскольку…
— Прежде, чем вы продолжите, — голос лорда-протектора глух, — любые домыслы, порочащие честь и репутацию моей жены, произнесенные прилюдно, я буду считать официально выдвинутым обвинением.
Шепот катится от передних рядов к задним. И писец замирает, не зная, следует ли запечатлеть и эти слова.
— Поскольку разум моей жены полностью открыт для меня, то я потребую равного открытия и от того, кто выдвинул обвинение. К сожалению, опыт показывает, что мое вмешательство влечет за собой смерть. Однако закон учитывает возможность, а не последствия. Так что вы хотите нам рассказать?
— Он и вправду может… — Тиссе казалось, что она говорит шепотом, но все вновь повернулись к ней, и, значит, шепот был громким.