44 
Не желал мира Янгхаар Каапо до тех пор, пока не будет исполнена клятва. Да и Ерхо Ину, пусть и потерявший многое, верил, что одолеет он Клинок Ветра.
А кёниг молчал.
Это поле ничем не отличалось от иных полей.
Разве что рожь убрать не успели. И зерно, утратив исконный золотой цвет, гнило на корню. Оно клонилось, касаясь длинною остью земли, источало запах прели, который, впрочем, не отпугнет тех, у кого разум голодом затуманен. В ближайших лесах прятались жители ближайшей деревеньки, гадая, когда же войско, избравшее поле для отдыха, двинется дальше. Тогда-то и выйдут из укрытия люди, будут драть влажные колосья, выковыривать пальцами гнилое зерно, которым уже проще отравиться, нежели насытиться.
И забудут о том, кому служили – не осталось у земли хозяев. А зима была близка.
Но не о них думал Янгхаар Каапо. И не об осенних дождях, размывших дороги. И не о скорой зиме, что уже послала первых вестников: расползались по небу черные облака, теснили крохотное слабое солнце, грозили и вовсе его затянуть. Недолго ждать осталось. Поутру воздух становился холоден, еще день-другой, и прорежутся в лужах ледяные нити, а крылья шатров украсит иней.
Шатер Янгхаара Каапо разбили на самой окраине. Роскошный, с шелковым драгоценным пологом и остовом из прочных буйволиных шкур, выделанных особым образом – не проберется сквозь них ни вода, ни холод. Над шатром поднималось копье, мокли волчьи хвосты, и черные стяги с белыми оскаленными головами ныне походили на тряпки.
Янгхаар сидел у огня и не мог согреться. Он склонился к самой печи, отодвинул бронзовую заслонку и протянул руки над углями, но тепла не ощущал. И запах дыма, который не поднимался вверх, как надлежало, но тянулся к земле, вплетаясь в шерстяные узоры дорогих ковров, не раздражал. Отблески пламени скользили по чешуе доспеха, и Янгар задумчиво касался холодных колец. У ног его, обутых в сафьяновые дорогие сапоги, лежал Олли Ину.
Он был жив, старший сын и наследник грозного Тридуба.
Пока жив.
И почти цел.
Он ерзал, пытаясь разорвать веревки, и закусывал губу, не желая, чтобы враг слышал стоны. И кровь уже не текла из раны на голове. Волосы вот слиплись, спеклись острыми иглами.
Странно, но Янгар не ощущал ни ненависти, ни удовлетворения. Он разглядывал пленника, пытаясь понять, что же делать с ним.
Убить?
Янгхаар ведь поклялся и убил двоих, но в честном бою. А вот чтобы так, раненого… Раньше он убивал раненых, как убивал и женщин, и стариков. Но теперь то прошлое казалось далеким, каким-то ненастоящим. И Янгар искренне пытался вытащить его наружу.
Или хотя бы заставить себя ненавидеть Ину.
Но как ненавидеть того, кто жалок?
Руки Олли скручены за спиной, вывернуты так, что и дышать-то больно. Ноги опутаны кожаными ремнями. И петля опоясывает шею. Каждое движение только туже затягивает ее. Наклонившись, Янгар сунул острие кинжала под петлю и перерезал.
– Я тебя не боюсь, – прохрипел Олли, облизывая распухшие губы.
– Хорошо. – Янгар наполнил кубок вином и поднес врагу: – Пей.
Олли отвернулся.
– Пей, дурак, пока я добрый, – сказал Янгар и, раскрыв упрямцу рот, влил вино. Олли пришлось глотать, чтобы не захлебнуться. Он пил, отфыркивался, и розовые струи текли по подбородку на шею.
А грязный… Надо приказать, чтобы вымыли. И одежду принесли, а то эта пропиталась потом и кровью. Смотреть противно. Попросить Кейсо, чтобы осмотрел ему голову. Олли, конечно, враг, но…
…слабого врага одолеть – мало чести.
Откуда взялись эти странные, несвойственные прежде мысли? Пожалуй, Янгар знал: из снов, из тех, которые солнечно-зеленые и наполнены покоем. Где он лежит на траве, позволяя кому-то очень близкому и родному – а у Янгара никогда не было никого близкого и родного – расчесывать косы. И сам же рассказывает истории о стране Кхемет…
Сны уходят.
Тоска остается, и нет от нее спасения.
Больше не чувствует Янгхаар Каапо радости от того, чем обладает.
Золото? Металл, не более. И драгоценные каменья холодны. Еда теряет вкус, и уже не важно, что подают – перепелов или вчерашнюю конину. Захмелеть и то не получается.
Или вот ненавидеть.
Янгар разрезал путы на руках и ногах.
– Ты… – Олли перевернулся на спину, попытался подняться, но тело, слишком долго лишенное движения, не подчинилось. – Ты думаешь…
44 
