Особенно,... 
48 
Сжимая побелевшими пальцами край стола и втянув голову в плечи, я ожидала громов и молний. Но время шло, а низвергнутый все молчал. И я решилась поднять на него глаза.
— Если мне не изменяет память, — спокойно, и даже слегка улыбнувшись, заговорил крылатый, — причиной изгнания послужило то, что я создал демонов и убил прежнего наследника престола.
Я окончательно выпала в прострацию. И зачем только спрашивала? Ну, что, Бэлка, сильно тебе полегчало от этого знания? Теперь опять шарахаться от него и бояться.
— И нечего так пугаться, — окончательно развеселился наследничек. — Его давно оправдали, извинились, только назад пустить не могут. Сама видишь, ни одного светлого пера не осталось…
Картина мира совсем перестала в голове укладываться. Получается, Габриэля обвинили несправедливо? И выгнали. А он от этого почернел. В висках противно кольнуло, и я крепко сжала голову руками. Это ж с ума сойти можно!
Темнокрылый продолжал улыбаться как ни в чем не бывало. Неужели совсем не обиделся? Взгляд скользнул по его смуглому лицу с резкими чертами, задержался на черных глазах с багровыми прожилками… Не верится, что когда-то он был белым.
— Вот не надо, — фыркнул рэй'тхи. В тягучем голосе слышалось отвращение. — Никто передо мной не извинялся.
Оцепенение понемногу спадало, и я обнаружила себя задумчиво разглядывающей пустую ложку.
Диан недоверчиво покосился на отверженного и встал из-за стола.
— От имени всего Воздушного Града и Светлого престола я прошу у тебя прощения, — торжественно произнес принц, чуть склонив черно-белую голову. — Мы сожалеем о допущенной ошибке.
Вот так всегда, гадости делают одни, а прощения просить приходится другим. Но наш мальчик хорош! Как-то жалко стало отдавать ангеленыша магам. Да и зачем — не понимаю. Пара лет в обществе Габриэля, и из принца такой владыка вырастет, все соседи обзавидуются!
Но меня никто не спрашивал, вот я и помалкивала.
Отвечал чернокрылый на алэр'рое. Смысла его слов я, конечно же, не поняла, но, судя по кивкам, которыми обменялись мужчины, взаимопонимание было достигнуто. Вот и хорошо. Не хочу, чтобы они грызлись. Оба паршивцы порядочные, но поди ж ты, привыкла. Переживаю.
Покончив с трапезой, мы поднялись наверх. Я принялась раскладывать в сумке свои, теперь уже многочисленные, вещи. Щеки тут же раскраснелись от удовольствия. Как же все-таки приятно, когда о тебе заботятся! Уж и не знаю, что вызвало такую невиданную щедрость… Но сейчас меня это особо и не тревожило. Я порхала по комнате, то и дело прикладывая к себе очередную обновку, и была совершенно счастлива.
Габриэль тем временем вносил в почти готовый образ купеческого сына последние штрихи. Подправлял ауру. Насколько я поняла из разговора ангелов, Диан почти не владеет силами ни одной из своих половин. И если со светом еще худо-бедно что-то выходит, то с тьмой все совсем печально. Вот и приходится темнокрылому возиться с наследником.
Его руки плавно скользили над головой и плечами юноши, а глаза все ярче сверкали багрянцем. И чем дольше тянулось это действо, тем более восхищенный вид делался у принца. Такое чувство, что эти двое видят нечто, чего не вижу я. От обиды я даже принюхалась. Безрезультатно. Вот когда пожалеешь, что шата не может быть магом.
Скоро счастливый и слегка пошатывающийся Диан отправился отсыпаться. А я наконец решилась.
— Ты бы не мог оставить меня ненадолго? — осторожно начала я и заранее приготовилась выслушать очередную колкость.
Но Габриэль неожиданно все понял. Надо же, проницательный какой! Мысли он читает, что ли?
— Уверена, что справишься одна? — уточнил он, нависая надо мной и заглядывая в глаза. Ощущение было странное и не сказать, что приятное — будто и правда видит меня насквозь.
Я торопливо кивнула. Сама еще не знаю, что именно скажу Альбрехтине, но интуиция подсказывает, что сделать это следует сейчас. Тянуть дальше просто опасно.
Рэй'тхи ободряюще щелкнул меня по носу и скрылся за дверью.
Ну, вот. Оставшись в одиночестве, я посидела немного, собралась с мыслями и позвала создательницу. Полутемная комната на миг озарилась ярким светом. Разнообразия ради, богиня не стала выпендриваться и явилась сразу.
— Наконец-то, — Аля прошлась вдоль комнаты, нервно комкая край сиреневого платья. — Я уже решила, что ты и знаться теперь не захочешь.
В груди противно кольнуло. А ведь и правда, у нее были причины так думать. Я получила желанную свободу и до сегодняшнего дня даже не вспоминала о ней. И поделом!
48 
