— И каждый из этих персонажей делает то, что считает нужным, — пожаловалась Энджи. — Я не знаю, как заставить их подчиняться мне.
— Понятно, — сказала Кейт. — Например, они решают, кто тебя будет сегодня одевать.
— О нет! — воскликнула Энджи.
Она вспомнила, как один раз напялила на себя голубые джинсы, украшенные вышивкой, и красный свитер, хотя обычно носила эти джинсы вместе с черной блузой. Сейчас на ней была блуза персикового цвета, вся в каких-то цветах, и широкий обод на голове (за это она должна была поблагодарить Девочку-скаута); еще на ней были узкие черные брюки из спандекса и туфли на высоких шпильках (это уже постаралась Потаскуха). А на руке у нее красовался странный браслет из стеклянных бусин — это явно было делом рук Болтушки.
— В конце концов, неужели они не могут договориться друг с другом? — простонала Энджи. — Я выгляжу, как провинциальная шлюха.
— Согласна, — сказала Кейт. — А может, тебе стоит назначить для каждой из них определенный день недели?
— Как это? — спросила Энджи.
— Повесь в своей комнате календарь и отметь на нем, кто в какой день будет тебя одевать.
— Ну это уже будет самое настоящее «ку-ку», — сказала Энджи.
— А ведь так оно есть. Ты не согласна?
— О боже! Ты права. — Энджи была довольна: наконец-то ей дали хоть один дельный совет.
А вот доктор Грант теперь не давала Энджи никаких советов. Похоже, доктором овладела страсть к исследованию. Ей очень нравился этот эксперимент. Вместо того чтобы применять терапию, она всячески способствовала удалению двойников. Энджи была разочарована, ее надежды не оправдались. Пять мучительных сеансов Энджи проторчала в этом аппарате, а смогли они найти только двоих двойников-альтеров. По правде говоря, Энджи сама велела Болтушке спрятаться. Однако что могло случиться с Девочкой-скаутом? Да и двое других тоже затаились. Похоже, они не хотят, чтобы Энджи вылечилась.
— Может быть, это Маленькая женушка запретила им появляться, — размышляла доктор Грант. — Она очень сильная личность. Ей принадлежит ночь. А сейчас ее отодвинули в сторону. Может быть, нам стоит удалить ее как можно быстрее, чтобы освободить место для других? Тех, которые захотят с нами контактировать и смогут нам помочь.
Энджи почувствовала, что к горлу подступает тошнота.
Ее замешательство доктор истолковала по-своему:
— Она уже рассказала тебе свою историю. У полиции есть ее свидетельские показания. Понятно, что именно она пострадала больше всех, ей досталось самое страшное. — Доктор Грант все еще не знала о существовании Болтушки. — Как ты думаешь, может, будет лучше, если мы сотрем все это из твоей памяти? В прямом смысле этого слова.
— Может быть, — сказала Энджи, дотронувшись до шрама, который появился на ее руке совсем недавно.
— Я не настаиваю, Энджи. Надеюсь, ты понимаешь, что это только один из возможных вариантов.
— Существуют и другие? — спросила Энджи.
— Есть альтернатива. Мы можем продолжить традиционную терапию и постараемся разрушить стену, которая существует между тобой и Маленькой женушкой. Мы сделаем так, чтобы все ее воспоминания перетекли, так сказать, прямиком в твою память. Тогда ты сама переживешь и почувствуешь все то, что довелось пережить и почувствовать ей. После этого мы продолжим работу и поможем тебе справиться с этим непомерно тяжелым грузом эмоций, который ты в столь юном возрасте без посторонней помощи не осилишь. В процессе работы, выбрав подходящий момент, мы попробуем с ней договориться, попробуем убедить ее отказаться от своей независимости и каким-то образом соединиться, слиться с тобой в одно целое.
Соединиться с Потаскухой?
— Но после этого я могу сильно измениться, не так ли?
— Наша жизнь — это постоянные изменения, — заметила доктор.
Энджи почувствовала, как кто-то оттолкнул ее в сторону.
— Как ты, мать твою, все красиво описала, Линн! Ну прямо картина маслом, хоть на стену вешай и любуйся. — Эти ужасные слова слетели с ее языка!
— Привет тебе еще раз, Маленькая женушка, — сказала доктор.
— Что бы ты там ни говорила, я знаю, что ты хочешь, чтобы я умерла, ведь так? — спросила Маленькая женушка-Потаскуха, а Энджи в это время улетела куда-то очень далеко, за сотни, за тысячи миль. Она изо всех сил пыталась услышать, о чем они говорят. — Меня никто не любит и не ценит, ни один даже самый паршивый человечишка. Ни внутри, ни снаружи.