— Я, наверное, совершила большую глупость, не рассказав вам обо всем раньше, — сказала Энджи. — Если бы я это сделала, то, может быть, ничего бы и не случилось.
— Ну что ж, лучше поздно, чем никогда. — Доктор Грант вздохнула.
Как, однако, замечательно, что она всегда говорит ровным, спокойным тоном. Ни тебе упреков, ни осуждения.
— Так что же я должна узнать такого, чего не знала раньше? — спросила она.
— Вы не могли бы развязать меня? А то в таком положении я чувствую себя беззащитной и жалкой.
Доктор Грант наконец заметила ремни.
— О господи! Конечно, я сейчас развяжу тебя, — сказала она. — Зачем они это сделали? Я не давала такого распоряжения.
— Даю слово, что вам нечего бояться. В палате нет никаких острых предметов.
Доктор Грант улыбнулась.
— Да, ничего такого нет. — Она освободила правую руку Энджи. — Итак, я слушаю тебя.
Болтушка запретила Энджи рассказывать об этом, и этот запрет давил на нее, словно тяжелый пресс. Никому нельзя ничего говорить, сказала ей девочка. Энджи несколько раз открыла и закрыла рот, но ничего не смогла произнести.
— Энджи, если речь идет о жестоком обращении с детьми, то это один из немногих случаев, когда я обязана нарушить конфиденциальность отношений врача и пациента. По закону о таком факте я обязана сообщить полиции в течение суток. Ты действительно готова говорить?
Откуда она узнала, о чем именно Энджи собирается ей рассказать?
— Да. Да, готова, — сказала Энджи и буквально на одном дыхании рассказала историю о Болтушке и моде Билле.
Доктор Грант задумалась, плотно сжав губы.
— А я все никак не могла понять, что здесь не так, — наконец произнесла она. — Теперь картина более или менее проясняется. Оказывается, твое подсознание уже имело этакий «аварийный люк». Создание новых двойников было естественной защитой, когда возникла похожая ситуация.
— Да, я понимаю, — отозвалась Энджи. — Значит, вы верите мне?
— Конечно верю, — ответила она.
— А мои родители не верят, — помрачнев, сказала Энджи. — Они скорее поверят тому, что говорит Билл, и решат, что я сошла с ума. Неужели они считают, что я все это выдумала?
— Если они поверят тебе, то это перевернет всю их жизнь, и мир, в котором они существовали, разобьется вдребезги. На их плечи упадет тяжкое бремя вины. Такую новость очень трудно «переварить». Если хочешь, я помогу тебе поговорить с ними об этом, — сказала она, разглаживая лист бумаги, прикрепленный к кровати Энджи. — Когда ты обо всем узнала?
Энджи сглотнула.
— В первую неделю после моего возвращения бабушка и дядя Билл приехали повидаться со мной. Из моей памяти выпало целых восемь часов, то есть почти все время, которое они у нас пробыли, и я не могла понять, почему это случилось. А потом, недели через две, Болтушка оставила мне записку, в которой попросила меня найти магнитофон. Я включила его, и она рассказала мне свою историю.
— Ты сама что-нибудь запомнила? — спросила доктор.
— Ничего не запомнила. Однако я уверена в том, что в течение этих забытых восьми часов он заставил меня снова превратиться в маленькую девочку и изнасиловал ее.
— Ее или тебя?
Энджи сразу поняла, о чем она спрашивает.
— Ее, — ответила она. — Потому что после того случая у меня остался только ожог, маленькое пятнышко на руке. И никаких воспоминаний.
Доктор Грант нахмурилась.
— Ты пользуешься какими-нибудь контрацептивами? — осторожно спросила она.
Энджи почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— О господи, нет! — пробормотала она. — Но подождите. После этого у меня через несколько дней начались месячные. Да, точно, уже после того, как все случилось.
— Начались, ты сказала?
Энджи покраснела от смущения.
— Да, я даже немного испугалась, потому что это произошло совершенно неожиданно.
Доктор Грант погладила ее по руке.
— Это не совсем так, — сказала она. — На одном из сеансов Девочка-скаут призналась мне, что у нее были очень болезненные и нерегулярные месячные.
— Правда? О-о! Мне, похоже, очень повезло, что я этого не помню, — сказала Энджи, усмехнувшись.
— Как ты думаешь, почему именно в этот раз ты дала такой жестокий отпор своему дяде?
— Да по одной-единственной причине, — пробурчала Энджи. — Я узнала тайну Болтушки и решила, что не позволю ему снова надругаться над этой малышкой. И тут является он — весь такой самодовольный, ласковый, обходительный, прямо до тошноты. А еще Ангел знал, что я просто бешусь от злости, и решил положить всему этому конец. Когда Болтушка была маленькой и одинокой, у нее не было Ангела.