130 
Двое в сером поспешно уволокли распотрошенный труп, и Уолтер, указав на тряпку, велел:
— Расстелите. Пусть хотя бы призрак гигиеничности будет. И положите его. Господи, во что я ввязался?
Дорри аккурат уместился на столе. Белый. Куда белее, чем все их племя. И дышит через раз. Сердце трепыхается, но как надолго его хватит?
А руки у Перси неуклюжими вдруг стали. И голова тяжелой.
Почти как тогда.
Уолтер, плеснув на руки смердючей пакости, подошел к столу и осмотрел тело.
— Определенно, это полное безумие! Ульрик, вашу руку. Лучше обе.
Нагая богиня, женщина Шивы.
Темная мать, жена Шивы.
Голос раздался внутри. Персиваль не хотел его слышать! Не мог его слышать!
Возлюбленная темная богиня.
Мир — твой, страдания — твои.
Жгуты перетянули руки Ульрика, и вены вспухли жирными червями. Они и шевелились, как черви, подпевая безголосому хору.
Голая танцовщица, победительница времени.
Кали, приди и явись паучьей нитью.
Мир есть страдание.
Братья сошлись во имя Кали,
дочери гор, великой матери всего.
Железные хоботки игл пронзили червей, и те задергались быстро, как в агонии, а после застыли, снова притворившись сосудами.
— Ну-с, помолитесь. Вдруг да случится чудо, — сказал Уолтер Баксли, пробивая яремную вену. Резко повернув голову Дорри, он проколол и вторую.
Я утолю твой голод, жующая мясо.
Богиня пылающих погребальных костров,
Выдвини к нам своих преданных воинов.
Бледные духи возводят защиту.
Кровь была бледной, как лаковая водица. Лилась на стол и со стола капала на пол, мешаясь с вонючей желтой жижей. Дымилась. И тени шакалов счастливо выли, пригибая морды к камням.
— Медленно. Слишком медленно, — голос Баксли перебил вой. — Персиваль, поднимите его за ноги. Сможете?
Сможет. Постарается.
Хайль, Хайль! Хамунда-Кали,
богиня властная во всем.
Мы упиваемся твоим танцем,
когда твоя нога касается земного шара.
Это не жертва! Это другое! Персиваля тогда спасли, и Дорри спасется. Обманет хитроумную богиню, чей рот сочиться кровью.
Она урчит и, поднявшись с постамента, протягивает все четыре руки к Персивалю.
Она помнит о нем.
Нектар мертвых. Колокола громов. Королева гор.
Джаграта Калика, Кали-ма.
Сердце останавливается. И младшенький из братьев заходится криком.
— Увы, это с самого начала не имело смысла!
Уолтер с раздражением отворачивается. Его руки тоже в крови.
Он участвует. Все участвуют!
Первородный поток обновления,
я призываю богиню разрушения.
Улыбается богиня, и третий глаз ее сияет алым камнем. Клыки ее белы, язык черен.
— Чего ты хочешь? — Перси спрашивает, хотя знает ответ.
— Пой, — говорит она. — Ты умеешь. Пой!
О Хере Махакали, Хайль!
Капалина.
Пялятся пустые глазницы черепов, дергаются мертвые руки, сплетаясь в причудливом танце, и черная нога с вызолоченными ногтями, касается земли.
Каласамкарсини,
Дурга,
— Ты мой, — говорит Богиня, и колени Персиваля подламываются.
— Ты наш, — подтверждают шакалы, отступая в тень.
— Я ваш.
Сопротивляться бессмысленно. Но можно попросить. И зло бывает милосердным.
— Пожалуйста.
Она смотрит в потерянную душу, и взгляд ее — клеймо.
— Пожалуйста. Спаси. Ты можешь.
Она отворачивается и идет к столу. Идет по крови, которой море, но словно по воде. И рябь стирает божественные следы.
Махадэви,
Бхавани,
Бхаирави
Богиня, наклонившись, проводит руками по волосам Дорри, вторая пара ныряет в грудь, вытаскивая сердце. Сжимаются украшенные перстнями пальцы и разжимаются.
Губы прилипают к губам.
Кровь мешается с кровью.
Sa etan panca pasun apsyat —
purusam, as'vam, gam, avim, ajam…
Славься, Кали чудотворная!
— Ты мой, — напоминает она, возвращая бьющееся сердце в грудь. — Помни.
Да о таком забудешь разве?
Ее прощальная улыбка прекрасна.
— …получилось…
— …чтобы эта идиотская придумка сработала? Да я скорее в чудо поверю! Ульрик, лежите, вы тоже потеряли немало крови. Думаю, следует послать кого-нибудь в лавку. А наш друг совсем расклеился. Господи, Фэйр, да он плачет! Вот уж никогда бы не подумал, что подобные особи столь эмоциональны…
130 
