Он начал бесцельно шарить среди листьев и травы. На небе уже появилась парочка ранних звезд. Под его ногами чавкали светящиеся грибы, неприятно органические и похожие на сексуальные игрушки для гномов. Ринсвинда кусали маленькие летучие существа. Другие существа, к счастью, невидимые, прыжками или скользящими движениями скрывались под кустами и с укором квакали на вспугнувшего их волшебника.
– Луковицы? – шепотом позвал Ринсвинд. – Здесь есть луковицы?
– Несколько штук растет вон там, около старого тиса, – произнес рядом чей-то голос.
– А-а, – отозвался Ринсвинд. – Ладно.
Наступила долгая тишина, нарушаемая только звоном комаров вокруг головы волшебника.
Он стоял не шевелясь, застыв как каменный. Даже его глаза были неподвижны.
– Извините, – наконец сказал он.
– Да?
– А который из них тис?
– Маленькое скрюченное деревце с небольшими темно-зелеными иголочками.
– Ага, вижу. Еще раз спасибо.
Он не шелохнулся. В конце концов голос непринужденно осведомился:
– Могу я еще чем-нибудь помочь?
– Ты ведь не дерево, правда? – спросил Ринсвинд, по-прежнему глядя прямо перед собой.
– Не дури. Деревья не разговаривают.
– Прости. Просто у меня в последнее время случались кое-какие заморочки с деревьями. Ну знаешь, как бывает…
– Нет. Я валун.
В голосе Ринсвинда почти ничего не изменилось.
– Прекрасно, прекрасно, – медленно произнес волшебник. – Что ж, пойду собирать луковицы.
– Приятного аппетита.
Он осторожно, с достоинством прошагал вперед, разглядел в подлеске несколько сбившихся в кучку волокнистых белых штуковин, осторожно выдернул их и обернулся.
Неподалеку лежал валун. Но здесь повсюду были раскиданы валуны – кости Диска подходили в этом месте очень близко к поверхности.
Ринсвинд пристально посмотрел на тисовое деревце – а вдруг это все-таки оно разговаривало? Но тис, ведущий весьма уединенную жизнь, ничего не слышал о Ринсвинде – спасителе деревьев. К тому же он спал.
– Если это ты, Двацветок, то я с самого начала знал, что это ты, – сказал Ринсвинд.
В надвигающихся сумерках его голос прозвучал неожиданно отчетливо и очень одиноко.
Ринсвинд припомнил единственный факт, который он точно знал насчет троллей, а именно: под лучами солнца нормальный тролль превращается в камень, так что всякий, кто нанимает этих существ на дневную работу, должен потратить целое состояние на защитный крем.
Но если подумать, нигде не говорилось о том, что с ними происходит, когда солнце садится вновь…
Последние струйки дневного света покинули окружающую местность. И Ринсвинду внезапно показалось, что вокруг него слишком много валунов.
– Он ужасно долго возится с этими луковицами, – заметил Двацветок. – Как ты думаешь, может, стоит пойти поискать его?
– Волшебники могут шами пожаботитьшя о шебе, – отозвался Коэн. – Не бешпокойшя.
Он поморщился. Бетан подстригала ему ногти на ногах.
– Вообще-то, он не такой уж хороший волшебник, – продолжал Двацветок, придвигаясь поближе к огню. – Я бы не сказал ему это в лицо, но… – он нагнулся к Коэну. – На самом деле я ни разу не видел, чтобы он творил чары.
– Так, давай другую, – распорядилась Бетан.
– Это очень мило ш твоей штороны.
– У тебя были бы довольно симпатичные ноги, если бы ты за ними ухаживал.
– Я теперь шгибаюшь не так хорошо, как раньше, – застенчиво признался Коэн. – В моей работе не чашто вштречаешь можольных операторов. На шамом деле это жабавно. Я вштречал школько угодно жмеепоклонников, бежумных богов, военачальников – но ни одного можольного оператора. Впрочем, на шамом деле это выглядело бы нелепо – Коэн Против Можольных Операторов…
– Или Коэн и Педикюрши Смерти, – подсказала Бетан.
Коэн закудахтал.
– Коэн и Безумные Дантисты! – расхохотался Двацветок.
Коэн резко захлопнул рот.
– А што в этом шмешного? – осведомился он, и в его голосе прозвучали сжатые кулаки.
– О-о, э-э, ну, – замялся Двацветок. – Видишь ли, твои зубы…
– Што жубы? – рявкнул Коэн.
Двацветок сглотнул.
– Я не мог не заметить, что они, э-э, пребывают в иной географической точке, нежели твой рот.
Коэн бросил на него свирепый взгляд, но потом его плечи опустились, и знаменитый герой показался Двацветку очень маленьким и старым.