575 
— Послушай, я всего лишь украл овцу! И даже этого я не делал! Из-за чего такой сыр-бор? — отчаянно воскликнул Ринсвинд.
— О, кража овец — преступление известное, — с готовностью пустился в объяснения караульный. — Задевает за живое. Маленький человек в борьбе против жестокой власти. Людям это нравится. Память о тебе будет увековечена в легендах и песнях, особенно если ты не опростоволосишься с Последним Словом. — Караульный подтянул пояс. — Сказать по правде, в наши дни не всякий и знает, как выглядят эти чертовы овцы, так что когда люди слышат, что кто-то ухитрился одну из них спереть, то сразу начинают гордиться, ведь они тоже родились иксианами. Да что говорить! В моей камере содержится самый настоящий преступник, а не эти придурочные политики. Очень полезно для моей карьеры.
Ринсвинд опять уселся на лавку и обхватил голову руками.
— Конечно, лихой побег почти ничем не хуже смерти на виселице, — сказал караульный тоном человека, желающего морально поддержать своего соседа в трудную минуту.
— Неужели? — уныло отозвался Ринсвинд.
— Ты, кстати, забыл спросить про вон тот небольшой, с решеткой, люк в полу. Уж не ведет ли он в канализацию? — подсказал караульный.
Ринсвинд сквозь пальцы посмотрел на собеседника.
— А что, ведет?
— У нас нет канализации.
— Спасибо. Ты очень мне помог.
Караульный, насвистывая, двинулся прочь по коридору.
Ринсвинд растянулся на лавке и прикрыл глаза.
— Ба-а!
— Заткнись!
— Эй, господин… Прошу прощения!
Застонав, Ринсвинд вновь сел. На сей раз голос доносился из маленького, забранного решеткой окошка под самым потолком.
— Да, что такое?
— Ты, случаем, не помнишь, как это было? Ну, когда тебя поймали?
— Ну, помню. И что?
— Э-э… а под каким деревом ты в тот момент стоял?
Ринсвинд вгляделся в узкие синие полоски, которые узники называют небом.
— Что за идиотский вопрос! Какая разница, под каким деревом я стоял?
— Это для баллады, понимаешь? Лучше всего было бы, если бы ты стоял под чем-нибудь из трех слогов…
— Да откуда мне знать, какое это было дерево? Я ведь не ботаникой там занимался!
— Ну конечно, разумеется, я понимаю, — тут же затараторил невидимый собеседник. — А не мог бы ты сказать, что ты делал непосредственно перед тем, как украсть овцу?
— Я не крал эту овцу!
— Ну конечно, разумеется… Тогда что ты делал непосредственно перед тем, как не украсть овцу?
— Откуда мне знать?! Я не запоминаю каждый свой шаг!
— Может, ты варил билли?
— Я этого не говорил! И вообще, люди, ну, что у вас за словечки?! «Варить билли» — это же может означать что угодно!
— Я имел в виду, может, ты что готовил в банке на костре?
— А. Да. Готовил. Было дело.
— Замечательно! — Ринсвинду показалось, что он услышал скрип пера по бумаге. — Жаль, ты еще не умер, но тебя ведь так и так повесят, а значит, все в порядке. А еще я такую мелодию придумал — закачаешься. Вся округа будет завтра насвистывать… Ну, кроме тебя, конечно. Будь спок.
— Вот спасибо тебе.
— Думаю, друг, ты будешь так же знаменит, как Луженый Нед.
— Неужели? — Ринсвинд опять улегся на свою лавку.
— Угу. Когда-то он сидел в этой самой камере. И не раз, потому что всегда сбегал. Как — никому не ведомо, ведь замки здесь крепкие, а решетки он не перепиливал и не гнул. Но, говаривал он, не построили еще такую тюрьму, которая бы его удержала.
— Он, наверное, был тощий?
— Да нет, что ты.
— Значит, у него имелся ключ или отмычка.
— Тоже нет. Ну, мне пора, друг. Ах да, чуть не забыл. Как считаешь, когда люди будут проходить твой биллибонг, им будет слышаться тоскливый вой твоего призрака?
— Что?
— Было бы здорово. Для завершающего двустишия лучшее не придумаешь. Высший класс.
— Откуда мне знать, что они будут слышать, а что — нет! Тем более у моего биллибонга!
— Ну, я напишу, что будут, — не возражаешь? Проверить-то все равно никто не сможет.
— Тогда не обращай на меня никакого внимания.
— Блеск! Я позабочусь, чтобы к началу повешения текст напечатали. Будь спок.
— Спасибо, друг.
Ринсвинд закинул руки за голову. Луженый Нед… Наверняка какая-то злая шутка. Хотят поиздеваться над ним, сообщив, будто бы отсюда уже кто-то сбежал. Им хочется, чтобы он метался по камере, тряс решетки, кидался на стены, но даже дураку ясно: эти решетки держатся крепче некуда, а замок — он вообще размером с голову…
575 
