Особенно,... 
45 
– Ваш сын навещал вас с какой–то женщиной. Кажется, ее звали Натальей.
– Слава богу. Это моя подруга. Спасибо вам.
Он улыбнулся и вышел из палаты. Я осталась одна. Где–то час я так лежала, а потом уснула. Проснулась я от того, что кто–то меня зовет.
– Мама, мама, – я открыла глаза и увидела сына.
– Дорогой мой, – у меня полились слезы. Я прижала его к себе с невероятной силой.
– Раздавишь, – сказал он. – Я так соскучился по тебе. Тетя Наташа мне постоянно говорила, что все будет хорошо. И была права. Мы так долго ждали, когда ты проснешься. А ты все спала и спала.
Я улыбнулась ему.
– Как я тебя люблю, мой родной.
Наташа подошла ближе ко мне.
– Привет, – тихо сказала она.
– Наташа, как я рада тебя видеть. Спасибо, что ты позаботилась об Игорьке.
– Да что ты. Как ты себя чувствуешь?
– Уже нормально. Ведь вы рядом, – я снова посмотрела на сына. Мне так хотелось плакать, но я сдерживала себя.
– Мама, не плач, – он обнял меня, – я люблю тебя, мама.
Я расплакалась еще больше. Как же мне не везет в жизни. Все это время я пытаюсь найти отца для своего ребенка, а в итоге делаю еще хуже. И сын без отца, и я потом мучаюсь.
В палату зашла медсестра.
– Вам что–то нужно? – спросила она.
– Нет, спасибо. Вот только вы не могли бы показать больницу моему сыну?
– Конечно. Мне совсем несложно, – ответила она.
– Зайка, – обратилась я к ребенку, – пойди с тетей, она покажет тебе кучу всего интересного, а мне нужно поговорить с тетей Наташей.
– Хорошо, – ответил он и взял за руку медсестру. Они вышли из палаты.
– Я позвонила тебе, – проговорила подруга, – а мне ответил мужской голос, сказал, что ты в больнице. Мне очень жаль, что так получилось. Хорошо, что все обошлось и ты жива.
– Лучше б я не выжила, Наташа.
– Не говори так. Ты что?! Да, я понимаю, ты такое пережила, но надо жить дальше, в конце концов, ты не первая и не последняя, грабят, грабили и будут грабить. Извини за грубость.
У меня покатилась слеза.
– Наташа, меня изнасиловали…
Она уставился на меня, и похоже не знала, что сказать.
– Я не знала, – единственное, что она смогла сказать. – Женя, мне очень жаль. О Господи, я не знала…
Подруга обнял меня, а когда отпрянула, я увидела слезы в ее глазах.
– Женечка, – сказала она, – ты очень сильная, я знаю. Если б ты не хотела жить, ты б уже не жила. А так, ты умница, выкарабкалась, с того света выкарабкалась.
– У меня не было другого выхода. У меня сын! Маленький человечек, который нуждается во мне, – я взглянула на подругу.
Наташа смотрела на меня с застывшими слезами на глазах.
– О Господи, Женя, Женечка, – и мы обе заплакали в обнимку.
Денис ко мне пришел на третий день после того, как я пришла в себя. При разговоре он постоянно избегал взгляда со мной. Ему было явно жаль меня, но несмотря на это, он постоянно повторял, что ему тоже припало.
– Женя, я был весь в крови, – на его лице действительно не было живого места. – Он бил меня ни за что, просто так. – Как же он был мне противен. – Нет, их нужно обязательно найти, они должны заплатить за то, что сделали.
Еще месяц я пролежала в больнице. Целый месяц я представляла день, когда они расплатятся за то унижение, что я пережила. Я возненавидела их, Дениса, ту аллею, весь мир. Я стала обозленной на всех. Я не могла смотреть в сторону мужского пола. «Как вообще могут рождаться такие люди?», – постоянно задавала я себе вопрос, хотя их тяжело назвать людьми – нелюди, сволочи, я так хочу, чтоб и у них произошло что–то подобное, чтоб они прочувствовали тоже самое, что чувствовала я в тот момент. Мне не хотелось есть, работать, вообще выходить из дому, мне не хотелось жить. Мне так хотелось вернуть тот день обратно, я бы не пошла тогда той аллеей, прошла бы мимо, обошла ее, в конце концов, и вообще не пошла бы на эту встречу с этим трусом Денисом…
Я перестала со всеми общаться. Денис мне больше не звонил, и слава богу. Мне было тяжело пережить все то, что случилось. Я уже не была той Женечкой с красивыми глазами, я была униженной женщиной, грязной, опозоренной с унылыми глазами. Мне казалось, что я не отмоюсь от этого никогда. Какой ужас! Какой ужас я тогда испытала. Не хочу вспоминать и не могу не вспоминать. Мне ничего не хотелось. Работа не лезла мне в голову, я смотрела на заказы, которые мне делали, как просто на прибыль, за которую мы с сыном жили. Моя любимая работа перестала приносить мне удовольствия. Дома я сделала перестановку, сходила в парикмахерскую, поменяла прическу, покрасила волосы, накупила новой одежды, чтоб хоть как–то изменить тот мир унижения и позора, в который я попала. Естественно я обращалась в милицию, описывала насильников, ходила на опознания, но все безрезультатно. В милиции мне сказали, что они уже давно занимаются грабежом, на них уже не одно заявление лежит, поэтому они даже не скрывают свои лица.
45 
