Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... 
74 
Дама кивнула, а Грегор услышал, как все вокруг зашушукались, должно быть, обсуждая новую королеву.
Один взгляд исподлобья верховного судьи — и шушуканье мгновенно стихло, в зале воцарилась абсолютная тишина. И Грегор осознал, что, кем бы ни была эта дама, его жизнь находится сейчас именно в ее руках.
В течение нескольких минут ничего не происходило. Судьи, казалось, были с головой погружены в изучение свитков.
Грегор переступал с ноги на ногу. Веревка довольно сильно впивалась ему в руки, причиняя ощутимую боль, и он думал, уместно ли просить развязать их или хотя бы ослабить веревку — или это будет расценено как наглость и неуважение к суду.
Что ж, попытаться стоило.
— Простите меня, ваша честь, — обратился он к судьям, которые воззрились на него с удивлением.
— Да, Наземный, — ответила дама.
— Вы не могли бы велеть развязать нас? У меня уже пальцы ничего не чувствуют, — сказал Грегор. — Тем более что веревка впивается прямо в рану, что осталась у меня от щупалец спрута. А еще — вы не можете это видеть — вся спина Ареса в ранах от плотоядных клещей, что убили Пандору. Да и Говарду с Андромедой порядком досталось.
Даже если они сейчас откажут в его просьбе, Грегор все равно был доволен, что заговорил и что голос его прозвучал спокойно и уверенно.
Он хотел, чтобы они знали: все эти люди и мыши, рассевшиеся на скамьях и в нетерпении ожидавшие смертного приговора — они с Аресом, а также Говард и Андромеда, — рисковали своими жизнями ради них.
— Развяжите обвиняемых! — велела верховный судья и снова уткнулась в свитки.
Никто в толпе не осмелился возражать. Стражи развязали пленников.
Грегор потряс затекшими кистями рук и краем глаза заметил, что Говард делает то же самое.
— Как Марет? Он выжил? — спросил Грегор.
На лице Говарда появилась слабая улыбка:
— Да, он поправится.
— Не могу поверить, что вам удалось спасти его после той жуткой атаки змей!
На словах «атака змей» Грегор максимально повысил голос, чтобы быть уверенным, что все в зале его слышат.
В зал заседаний быстрым шагом вошел гвардеец и что-то прошептал на ухо верховному судье.
— Очень хорошо, — сказала та. — Начнем.
После чего она прочистила горло и зачитала обвинение. Обвинение было написано очень путано и многословно, но смысл его сводился к тому, что Грегор не убил Мортоса. И никто не убил.
Судья закончила чтение документа и обвела глазами зал:
— Итак, перед нами дело о государственной измене.
— Можно, я скажу несколько слов? — Грегор выпалил это неожиданно для себя. Но тут же понял, что обязан был это сделать.
Он чувствовал, что Говард, Арес и даже Андромеда — все они начинают верить в свою виновность. А ведь считая себя преступниками, они не смогут защищаться! Он же был совершенно уверен в бессмысленности и абсурдности происходящего.
— Наземный, — в голосе судьи слышались нотки гнева, — у нас не принято кричать во время чтения обвинения, тем более когда речь идет о таком серьезном преступлении, как государственная измена.
— О, простите, — сказал Грегор, но не опустил виновато голову, а продолжил: — Что мне нужно сделать, чтобы задать вопрос, — поднять руку? Ну, то есть — у меня же нет адвоката, верно?
— Поднять руку будет достаточно, — сказала судья, игнорируя слова об адвокате.
Он как раз собрался поднять руку и спросить, можно ли ему начать. Но подумал, что вновь вызовет раздражение у судей.
Однако — по той ли причине, что он вызвался быть первым, или так было задумано с самого начала — его вызвали к трибуне для дачи показаний.
Он поднялся на ступени каменного куба. Отсюда сотни глаз смогут видеть каждое его движение, малейшее колебание, дрожь или сомнение.
Грегор чувствовал себя так, словно стоял голым перед всей этой толпой.
Он ожидал, что его забросают вопросами — как он видел в специальных телепередачах. Но судьи продолжали молча смотреть на него. И в зале по-прежнему стояла тишина.
— Итак… — наконец сказала судья. — Расскажи нам о вашем путешествии, Наземный.
Он вдруг растерялся.
— С чего… С какого момента мне начать? — спросил он.
— Начни с того дня, как вы покинули Регалию.
И он рассказал. Он рассказал им все, от начала до конца. Он постарался сделать упор на храбрости и самоотверженности каждого из обвиняемых. Когда дошел до той части рассказа, где говорилось о Кружке, он произнес:
74 
