55 
— Глэдис!
Да, так! Именно так! Я словно наяву слышу, как Мартин произносит мое имя, будто находится рядом, в той же самой комнате.
— Глэдис, любимая моя!
Она развернулась, и дыхание у нее перехватило.
— Мартин?..
Колени подогнулись. Мартин рванулся вперед, подхватил жену на руки и понес в гостиную.
— Дыши глубже, — приказал он, усаживаясь на диван и по-прежнему сжимая Глэдис в объятиях. — Ты ведь не потеряешь сознания, нет?
— Конечно нет, — заверила она, когда туманная дымка перед глазами рассеялась. — Я никогда не падаю в обморок.
— Разве что при виде меня, — хмуро заметил он.
— Что ты тут делаешь, Мартин? И как ты сюда проник?
— Этот Дейви — классный парень! — сообщил Фагерст, осторожно убирая у нее со лба влажный локон.
— Дейви дал тебе мой запасной ключ? Черт, какое он имел право! Ты…
— Я вижу, что успел как раз вовремя. — В уголках его губ затаилась улыбка. — Ты опять экспериментируешь на кухне?
— Я пеку пирог. И не уклоняйся от темы. У тебя нет никакого права врываться ко мне в дом…
— Знаю и приношу свои извинения. Но я боялся, что если назову себя, то останусь за дверью.
— Ты прав. Именно там тебе и место! — Глэдис уперлась кулачками ему в грудь. — Дай мне встать.
— Я люблю тебя, Глэдис.
В сердце молодой женщины затеплился огонек надежды, но страх загасил пламя.
— Тебе нужен твой ребенок, — возразила она.
— Мне нужен наш ребенок, любимая моя жена, но гораздо, гораздо больше мне нужна ты. Я люблю тебя, Глэдис. — Он обнял ладонями ее лицо. — Я обожаю тебя! Ты единственная женщина, которую я когда-либо любил и буду любить вечно, и, если ты не вернешься ко мне, я погиб.
— О, Мартин! Ты серьезно?
В ответ он приник к губам жены долгим, страстным, неистовым поцелуем.
— Клянусь тебе! В ту ночь мне следовало разбудить тебя и сообщить об отъезде, но ты так сердилась… И я… я тоже сердился, потому что при мысли о сопернике я себя не помнил от ревности.
— Я его не любила. Я завела разговор о Кевине только для того, чтобы задеть тебя. Я никого, кроме тебя, не любила.
— Повтори еще раз, — прошептал он.
— Я люблю тебя, Мартин! Я никого и никогда не любила так, как тебя! И не полюблю. Есть только ты, только ты, только…
Он снова поцеловал жену, затем прижался лбом к ее груди.
— То, что я рассказал тебе про Кэрол, чистая правда. Я не звал ее к себе. Она…
Глэдис поцелуем заставила его умолкнуть.
Эпилог
На острове Стервик подобного еще не видывали. Разумеется, свадьбы игрались частенько: ведь молодым людям свойственно влюбляться, так уж повелось от сотворения мира. Но даже несговорчивые торговки рыбой в один голос утверждали: такой свадьбы, как у Мартина и Глэдис, отродясь не бывало!
Конечно, старухи не преминули указать на то, что Фагерсты уже были женаты. Но кто же станет воспринимать всерьез предыдущий обряд? Обвенчали их черт знает где, за морем, в далекой Америке. И вы только подумайте, кто венчал-то — не священник, а какой-то там судья! Неудивительно, что молодые решили сыграть свадьбу заново, как полагается!
Денек выдался что надо: синело ясное небо, на море был полный штиль.
Старухи в один голос превозносили невесту: хороша — глаз не отвести! И до чего ей к лицу белое кружевное платье! А что за улыбка! Сияющая, счастливая, так и лучится любовью к красавцу жениху!
Это точно, красавец, подтвердила одна из рыбачек и шепотом добавила что-то, отчего товарки дружно прыснули.
Плохо, конечно, что невеста не шведка… ну да ничего тут не поделаешь! Зато прелестна как ангел, глазки ясные, в них душа отражается, словно в зеркале.
Вот так, в белокаменной церкви, где в окна струился свет и корзины с цветами выстроились вдоль проходов и у алтаря, на виду у друзей и родственников, что ради такого случая прилетели из далекой Америки, Глэдис Рейнджер и Мартин Фагерст стали мужем и женой.
— Да, — отчетливо ответила Глэдис, когда священник спросил, по просьбе Мартина, по-английски, — согласна ли она взять в мужья стоящего рядом с ней мужчину, чтобы любить его и почитать до конца дней своих.
А когда Мартин пообещал то же самое, он в нарушение всех традиций заглянул в глаза жены и добавил от себя, что и за гранью всего сущего будет беречь и лелеять женщину, которую искал всю жизнь.
Жительницы рыбацкой деревушки все как один всхлипнули, и две разодетые в пух и прах американки в первом ряду — тоже. Даже старик Якоб утер щеки, хотя впоследствии уверял, будто ему соринка в глаз попала.
Рекой лился эль, пенилось французское шампанское. Все танцевали и пели; ели чудесную рыбу и жареное мясо. Гости сдвигали бокалы и чествовали молодоженов до тех пор, пока запас тостов не иссяк.
Да, в один голос уверяли все собравшиеся, свадьбу сыграли на славу, лучше некуда. Однако жениху и невесте больше запомнилось не само празднество, а то, что случилось позже, ночью, когда пели сверчки, в воздухе разливалось благоухание цветов и они наконец-то остались одни в доме на утесе с видом на море.
Жених заключил невесту в объятия.
— Ты моя жизнь, — сказал он, глядя ей в глаза, и при виде ее лучезарной улыбки сердце его едва не разорвалось от радости.
— А ты — моя, — прошептала она.
Когда же серебристая луна засияла на черном бархате неба, Мартин подхватил Глэдис на руки и отнес ее в спальню. В их общую спальню.
А на заднем дворе среди зеленой травы валялись серые осколки камня, совсем еще недавно бывшие огромным валуном. Пройдет немного времени, на этом месте разобьют цветник, как и было задумано. Радующее глаз многоцветье скроет следы символической борьбы человека с судьбой. Борьбы, в которой он одержал победу.
Но этот обломок горной породы, обкатанный морскими волнами, навсегда останется в памяти Мартина и Глэдис. И кто знает, может быть, станет семейным преданием рода Фагерстов.
55 
