40 
– Я никогда не говорила ничего подобного никому на свете.
– Почему?
– Потому что никогда ничего подобного не чувствовала ни к кому.
– Я тоже. Поскольку этот вопрос решен, давай поговорим о том, что будет дальше.
Гэбриэл насторожилась: ей не очень понравилось, как это прозвучало.
– Что конкретно ты имеешь в виду? – осторожно спросила она.
– Слушай.
Она повиновалась, но единственным звуком был доносившийся снаружи шум дождя.
– Я ничего не слышу, только дождь.
– Правильно. Неужели ты думаешь, что я повезу тебя обратно под таким ливнем? Оставайся здесь со мной, – сказал Адам таким голосом, от которого у нее внутри все задрожало.
– Но я не должна оставлять дом на ночь пустым…
– А что такого? Сигнализация включена и работает, дом освещен, словно рождественская елка, а твоя машина стоит снаружи. Любому дом покажется таким же, каким казался в любую другую ночь с тех пор, как ты там живешь. – Губы Адама блуждали по ее лицу. – Оставайся, дорогая. Я отвезу тебя домой завтра.
– Ты готов оставить Генриетту в полном одиночестве? – поддразнила его она.
– Ради этого и вот этого, – прошептал он, скользя губами по ее шее, – определенно готов. Бедняжка Генриетта давным-давно мертва. Зато мы с тобой, дорогая моя, очень даже живы.
Когда Гэбриэл проснулась несколько часов спустя, она была одна и не сразу сообразила, что это за широкая, удобная кровать, которая так отличается от ее кровати в «Хэйуордзе». Она резко села в постели, ее лицо запылало, когда события этой ночи нахлынули на нее. Гэбриэл выбралась из постели. Натянув вместо халата свою помятую блузку, Гэбриэл торопливо пересекла небольшую лестничную площадку, радуясь тому, что Адам был не в ванной комнате, и, приведя себя в порядок, вернулась обратно в спальню. Адам в коротком махровом халате сидел на краю кровати и пил шампанское.
– Вот это, – заявил он, окидывая ее взглядом с головы до ног, – невероятно вызывающий и соблазнительный наряд, ангел мой. – Он вручил ей бокал шампанского. – Я подумал, что случай заслуживает того, чтобы его отметить.
Гэбриэл чокнулась с ним.
– За что будем пить?
– За нас.
– За нас, – повторила она и улыбнулась озорной улыбкой. – Это немножко по-декадентски в три часа утра, мистер Дайзарт.
Ответная ухмылка Адама была намеренно сладострастной.
– Зато как приятно! – Он сграбастал ее за талию и притянул к себе. – Только не говори, что хочешь есть!
– Да вроде бы не должна, – сокрушенно сказала она и потерлась щекой о его плечо. – Почему каждый раз, когда я с тобой, мне нужно столько есть?
– То, чем мы с тобой недавно занимались, обычно стимулирует аппетит. Так чего бы ты хотела, Гэбриэл?
– Того, что идет с шампанским.
– Принято. Забирайся обратно в постель, а я посмотрю, что можно сделать. – Он поставил свой бокал на маленький столик и, насвистывая, вышел из комнаты.
Гэбриэл бросила еще один взгляд в зеркало и увидела в нем несколько другое лицо, чем то, которое она еще недавно видела в собственном зеркале. Из ее глаз ушла тревога, и вместо нее в них сияло нечто новое. Значит, вот как любовь меняет облик человека? Ибо теперь она не сомневалась в том, что у них с Адамом была та самая, непреходящая любовь. Гэбриэл повернулась, чтобы прибрать смятую постель, и к моменту возвращения Адама с тарелкой бутербродов она сидела, откинувшись на взбитые подушки.
– Надеюсь, ты любишь копченого лосося. – Он передал ей тарелку, вынул из кармана несколько бумажных салфеток, бросил халат на стул и забрался в постель с таким видом, будто они уже сто раз проделывали это. – С шампанским он идет лучше всего.
– Как я уже говорила, это декадентство, – сказала Гэбриэл, счастливо улыбаясь ему. – И я люблю копченого лосося. – И все остальное. Дом, спальню, вечер, который они провели вместе, блаженство от того, как Адам занимался с ней любовью. И, что самое важное, она любит Адама Дайзарта. – Это был самый счастливый день – и ночь – в моей жизни.
Адам повернул ее лицо к себе и очень серьезно спросил:
– Ты так действительно думаешь?
– Цитирую одного очень близкого и дорогого мне человека: я всегда говорю то, что думаю, – ответила Гэбриэл и получила в награду поцелуй.
Вдвоем они покончили с бутербродами, выпили еще немного шампанского, и Адам вылез из постели собрать на поднос тарелки и бокалы, совсем не смущаясь своей наготы, потом вернулся в постель и обнял Гэбриэл.
40 
