49 
— Ник! Я только танцевала с ним. Он не просил меня стать его женой!
— Ты понимаешь, о чем я говорю, — упрямо стоял на своем ковбой.
Хэлен покачала головой.
— Нет. Не понимаю. Он мне не нужен. Никто, кроме тебя, мне не нужен, Ник! Ты, наверное, сошел с ума.
— Скорее наоборот, — пробормотал он и вцепился руками в свои волосы. — Мы должны его продать.
— Но ведь ранчо было твоей мечтой, — пыталась возразить Хэлен.
— Неважно.
Хэлен почувствовала себя так, словно ее ударили. Ярость в глазах Николаса сменялась мукой, мука — печалью.
— Не говори так.
— Это правда.
— Нет. Ты даже не хочешь попробовать! Неужели ты сдашься просто так?
— Я должен это сделать, — резко ответил Николас.
— Так, значит, ты делаешь это, для меня? — Хэлен постаралась вложить в свой вопрос как можно больше иронии. — Но почему?
— Потому что… потому что еще есть и другое… девочки.
— Но им здесь очень нравится.
— Может быть. Только они заслуживают лучшего, чем расти на каком-то богом забытом ранчо. Ты слышала, что говорят учителя? Надо дать им возможность нормально учиться, получить хорошее образование… Нет, Хэлен. Мы продадим ранчо, и я отправлю их в школу-интернат.
— В интернат? — Хэлен в ужасе уставилась на Николаса.
Он пожал плечами.
— Ну и что? У них появится масса возможностей.
— Ты хочешь лишить их семьи! — гнев переполнял все ее существо.
— Тем лучше для них, — еле слышно пробормотал Николас.
Эти слова бросили Хэлен в дрожь. Она обхватила себя руками, пытаясь согреться. Но холод был не снаружи. Он был в ней — в ее душе.
— И из-за этих «возможностей» ты продашь Горное Ранчо? — тихо спросила Хэлен.
— Почему бы и нет? Вот это, — он топнул ногой по ковру, — мне не нужно. Я могу поработать на кого-нибудь другого. — Он наклонил голову, уставившись в пол.
— Ты ведь этого не хочешь, — настаивала Хэлен.
Николас поднял на нее глаза.
— Черт возьми, Хэлен! Какая разница, что хочу я? Это нужно девочкам.
Она вскочила, уперев руки в бока.
— Знаешь, что им нужно, Ник? Им нужен дядя, который будет с ними, который будет любить их и заботиться о них!
Лэндж стиснул зубы. Его лицо превратилось в маску.
— Я хочу, чтобы мы продали ранчо, — холодно повторил он.
— Может, еще раз все обсудим? Ты не хочешь попробовать?
— Я не хочу оставлять девочек здесь в ожидании какого-то невероятного случая… — Его голос срывался. — Это несправедливо.
— А так — справедливо?! — У Хэлен задрожали губы.
— В жизни всегда есть место несправедливости!
— Нет, — твердо произнесла она. — Нет. Это не повод сдаваться. Давай откровенно, Ник. Ты можешь сколько угодно говорить о том, что я не приспособлена к этой жизни. Ты можешь без конца бредить о каких-то «возможностях образования». Ты говоришь, что заботишься о нас? Нет, мой дорогой, ты защищаешь не нас. Ты защищаешь себя.
Она права. Она абсолютно права.
Николас знал, что Хэлен не купится на его альтруистские доводы. Но, черт возьми, думал ковбой, неся свои вещи обратно в сторожку, лучше сейчас немного боли, обиды и гнева, чем потом всю жизнь мучиться от разочарований, неоправданных ожиданий, несбывшихся надежд.
И если он не уйдет сейчас, то в будущем их ждет именно это.
Лэнджу было необходимо пространство. Широкое открытое пространство. Ни стен. Ни оград. Ни обязательств. Ни требований.
Николас прекрасно понимал, что происходит, чувствовал, что его затягивает паутина семейной жизни. Первоначальное инстинктивное сопротивление было сломлено. Он пустил все на самотек, прекратил борьбу, сдался.
А не должен был.
Он околдован милыми улыбками, светом больших голубых глаз, нежными прикосновениями. Ковбой совершенно забыл трезвый расчет, который защищал его надежной броней. Он рискнул и поверил…
До сегодняшнего дня.
Николас выводил трактор в поле, изо всех сил стараясь думать только о работе, но, помимо его воли, мысли упорно возвращались к Хэлен и девочкам. Лэндж посмотрел на дом и увидел их там, стоящих на крыльце.
Странно, но, глядя на Хэлен и своих племянниц, улыбающихся и машущих ему руками, Николас видел свою мать и Лиззи, ожидающих его с надеждой на лицах, которая всегда сменялась болью и печалью. Подростком он ненавидел отца, когда видел уходящую надежду в глазах своих близких. В эти мгновения он был беспомощен.
49 
