– Что в техникуме скажут? – Как будто вдруг проснулась спросила она его – Ведь контрольная по геометрии скоро.
– А что нам геометрия? – Спросил муж сестры задыхаясь и резко развернул членом вверх как будто хотел разломать его пополам прямо в ней.
– Ой! – Снова воскликнула она от новой боли. И приподняла ноги кверху.
Он опустил руки с плеч и стал гладить её ноги – худые, загорелые, такие юные.
Которыми она танцевала весь вечер сегодня, ловя восхищенные взгляды ребят с которыми она бегала на занятия. И занималась пробежкой по утрам.
И вот сейчас, её ноги задраны кверху. Как будто черта разделяющая прежнюю жизнь от новой… неизвестной… страшной и непонятной. Которая даже начинается с такой дикой боли.
Она вдруг поняла это чётко и ясно. И ужаснулась.
– Не надо… не надо… пожалуйста… я хочу вернуться к гостям… там где музыка… где танцы…где смех и веселье… пустите…
Муж сестры захрипел… – О-о-о-о-о!
Только потом она поняла что он кончал в тот момент… а тогда, она лишь выбралась из под него, который теперь лежал неподвижно как мешок картошки… и стала приводить себя в порядок. Между ног болело… она провела там пальцем – и попала во что-то влажное.
Она не знала что это, но интуитивно поняла что случилось непоправимое… что это и есть та черта которая разделяет безмятежную юность и жестокую взрослую жизнь. И обратного пути нету.
– А может есть? – Прошептала она в отчаянии ругая себя за доверчивость присела и стала пальцами вынимать из себя то жидкое и липкое что выливалось из неё сейчас…
– Я не хочу… я не хочу… я не хочу – Повторяла как заведённая.
Кажется вытерла всё и между ног стало сухо. Но как только встала, тут же снова полилось…
Она выругалась и посмотрела на мужа сестры лежащего неподвижно чуть прихрапывая.
– Скотина… что ты наделал…
Натянула трусики и вышла из сарая.
Тут же её заметили и потащили танцевать. Вокруг, как и прежде – все веселились, пели и танцевали. Безмятежно и радостно. Она старалась быть снова такой, как прежде, но невыносимая боль снизу напоминала – она теперь не такая.
Она стала другой.
Утром, боль уменьшилась и она постаралась забыть об этом как будто и не было. Муж сестры тоже делал вид что ничего не помнит.
Но забыть ей – так и не удалось…
Вскоре, перестали идти дела, а потом её стало тянуть на солёное.
Только тогда она во всем призналась – все сразу забегали с причитаниями – Не может быть! Как ты могла! И что теперь делать??
Но уже было поздно.
Она была уже на четвёртом месяце беременности.
Разразился огромный скандал. Муж сестры всё отрицал и вообще, говорил что в тот вечер был пьяный и ничего не помнит.
Она плакала и лежала на диване с раздутым животом – оправдывалась и говорила что сама не понимает как как это случилось.
Из техникума её исключили.
Путь в спорт – также был закрыт.
Друзья отвернулись.
Родители – не знали как им вести себя.
А сестра выгоняла из дома.
Она не хотела уходить, лишь по ночам, лежа под одеялом,вспоминала и не могла понять – как она раскрыла ноги в тот вечер? Почему? Что ей не хватало для счастья? Или может… она слишком устала тогда? От танцев, песен и веселья?
Вспоминала как он давил ей руками на плечи, направляя её тело вниз, чтобы посадить её глубже на свой член, как потом гладил ей ноги – когда кончал в неё. Как будто в утешение… за то что ломает ей молодость… надежды… счастья на будущее… оставляя взамен лишь мокрый след во влагалище…
Не слишком ли маленькая плата за это?
По глазам катились слезы – и вправду, уж слишком слабым утешением это было… а он тогда всё гладил и гладил, уверяя что что плата – достойная. Пока не захрипел – кончая.
Она закончила рассказывать и оглянулась – мужчины сидели все красные, потупив головы вниз, а женщины вытирали платочками глаза.
– Какие же они козлы всё-таки – Сказала какая-то студентка из зала.
Мужчина сидела молча не отвечая.
– Я обещаю – Наконец выдавил из себя профессор Петров – Что добьюсь для Вас материальной помощи. Как для матери одиночки.
Ведь Вы столько всего перенесли!
– Да, я очень намучалась – Сказала девица и снова вытянула свои длинные стройные ноги. Они затекли у неё.
Профессор стараясь не смотреть на них – вдруг захлопал, все мужчины тотчас захлопали тоже.
Потом – к ним присоединились и женщины тоже.