очень нудно 
110 
Она поднесла кинжал ближе к огню, чтобы он почернел, раскалился, чтобы очистился. Окунув пальцы в благовонное масло, она брызнула им на клинок, и пламя вспыхнуло ярче. Адель поворачивала клинок в пламени, запрокинув голову и бормоча какую-то молитву, слов которой Катарина не могла разобрать. Все это продолжалось уже добрых полчаса, и Адель находилась в странном трансе, из которого ее не могли вывести ни слова, ни уговоры. Как заводная игрушка, она нагревала кинжал, поливала его маслом, снова нагревала и снова поливала, и так без конца.
Наконец, Адель подошла к Катарине. Она протянула к ее лицу блестящий от масла палец и начертила крест у девушки на лбу. Катарина всматривалась в лицо своей мучительницы в тщетной надежде увидеть в нем хоть какой-то проблеск разума. Все, что она видела, это стеклянные глаза, в которых не было ничего, кроме жестокости. Лицо ее раскраснелось, нижняя челюсть безвольно отвисла. Последние события, по-видимому, окончательно лишили ее разума. Катарина закрыла глаза и вздохнула.
Адель подошла к ней, ухватила пригоршню рыжих волос и начала молча пилить их своим кинжалом. Отрезав прядь примерно в локоть длиной, Адель отнесла ее к алтарю и бросила в пламя. Катарина смотрела, как вспыхнули ее волосы. Запах паленого смешался с едким дымом от свечей и старой пылью. Удовлетворенно хлопнув в ладони, Адель потянулась к Катарине и ухватила еще прядь, как вдруг дверь часовни с шумом распахнулась.
Хью застыл на пороге как вкопанный при виде открывшегося перед ним зрелища. Часовня была заполнена дымом от сотни свечей, горевших повсюду — на алтаре, на полу, на старых циновках. Перед алтарем на коленях стояла Катарина, с рассыпавшимися по плечам рыжими волосами и руками, крепко связанными за спиной. Рядом с девушкой стояла Адель, держа в руке кинжал с длинным лезвием.
За его спиной охнул Теренс, не веря своим глазам.
— Боже мой! — прошептал он. — Да она же безумна!
Адель подняла глаза, не выпуская волос Катарины.
— Видишь, Хью? — крикнула она странно высоким и звонким голосом. — От своих грехов никуда не денешься.
Повернувшись обратно к девушке» она сосредоточенно продолжала отрезать прядь огненно-рыжих волос.
Хью сделал шаг вперед, намереваясь положить конец этому кошмару, но Адель оказалась быстрой. Она одним движением отхватила огромную прядь и выставила вперед руку с кинжалом.
— Не вздумай сделать еще хоть шаг, — предупредила она. — Здесь свершается Божья воля и не тебе остановить ее! — она осмотрела его с ног до головы и презрительно усмехнулась. — Ты отвратителен Господу, ты со своей шлюхой осквернил монастырь, ты нарушил все Божьи законы!
Хью напряженно следил за каждым движением Адели. Она стояла слишком близко к Катарине, чтобы можно было попробовать вырвать у нее кинжал, а фанатичный блеск в ее глазах говорил о том, что Адель готова на все. И Хью, и Теренсу уже приходилось видеть этот огонь в глазах сарацинов, и они знали, что пренебрегать этим нельзя. Фанатики всегда были самыми опасными противниками, и Хью понимал, что поведение Адели непредсказуемо.
Хью не спускал с Адели глаз, выжидая удобного момента, чтобы нанести удар, но он не упускал из виду и Катарины. Что-то было не так с его возлюбленной, хотя Адель громко назвала его по имени, да и голос самого Хью гулко раздавался под сводами часовни, но Катарина даже не пошевелилась. Она стояла на коленях с опущенной головой, не обращая внимания на Адель, отрезающую ей волосы. Хью заметил, что Катарина слегка пошатывается, и понял, что она близка к обмороку. Как долго пришлось стоять ей в таком положении, когда в последний раз эта безумная кормила ее, и кормила ли вообще?
Ярость захлестнула Хью. Он не мог дольше выносить вида Катарины, стоящей на коленях перед языческим алтарем, который соорудила Адель.
— Адель, Господь не позволяет творить такие беззакония! Немедленно отпусти Катарину, иначе ты запятнаешь свою бессмертную душу таким грехом, который не смоешь ничем!
Адель обернулась и бросила на Хью злобный прищуренный взгляд.
— Не вздумай говорить мне о Боге, супруг! — она выплюнула это слово, как будто хотела избавиться от чего-то грязного. — Я очищала себя молитвой, пока ты осквернял и себя, и наш брак! Как смеешь ты говорить о Боге? Убирайся отсюда, пока ты не осквернил это место так же, как осквернил монастырь. В тебе и вправду не осталось ничего святого, раз ты посмел явиться сюда. Я приготовила алтарь, чтобы совершить священное очищение души этой женщины. Это единственная возможность для нее не попасть в ад. Я хочу спасти ее бессмертную душу, которую ты обрек на вечные мучения!
110 
