Последние отзывы

  122  

«О Деций! Единственный мужчина, чьи ласки и прикосновения я узнала. Ты навсегда потерян для меня. Я бы отдала все драгоценности и золото своей семьи за то, чтобы снова хоть бы на один момент увидеть твою насмешливую улыбку. Как хорошо, что родилась Авенахар, плод нашего союза. Если бы не было ее, я, пожалуй, лишилась бы последних жизненных сил и просто умерла от тоски по тебе», — думала Ауриана.

Сейчас Ауриана мечтала только об одном — искупаться с дороги и лечь спать в каком-нибудь спокойном месте, но тут к ней подбежала Труснельда, крепко обняла и благословила, окунув палец в кровь жертвенного вола и начертив на лбу Аурианы рунический знак богини Фрии. С возрастом Труснельда становилась все более бесплотной, ее лицо истончилось так, что на нем оставались теперь только огромные прозрачные глаза, она была похожа на добрую сову.

— А теперь ты должна побыть со своим народом, — настаивала жрица.

Ауриана с трудом подавила свое раздражение и досаду.

«Как могут они так беспрекословно верить в мою святость, когда я сама явственно вижу свой позор и вину, шествующие за мной по пятам, словно тень? Я ведь с ног до головы запачкана кровью, поэтому боги отобрали у меня амулет со священной землей».

Ауриана очень устала и поэтому решила устроиться поудобнее: она сняла обувь и, как была босая, прошла сквозь толпу, чтобы найти место, где можно было бы присесть. Пока она шла, воины с суровым видом преграждали ей время от времени копьями путь для того, чтобы она простирала над ними руки и благословляла, передавая им часть своего боевого везения. Один раз Ауриана поймала на себе взгляд Зигреды, которая находилась среди Священных Жриц и участвовала в жертвоприношениях, жрица смотрела на Ауриану глазами, полными ненависти, потому что считала, что та будет непременно добиваться их с Гейзаром смерти, поскольку они в свое время беспощадно преследовали ее.

Продвигаясь дальше сквозь толпу, Ауриана больше уже не чувствовала своего усталого тела, ей казалось, что она превратилась в луч света, что от нее осталась только пустая оболочка, наполненная энергией и духом боготворящей ее толпы. Только острое покалывание в груди напоминало ей время от времени, что она все же существо из плоти и крови. Авенахар не прикасалась к ее груди уже десять дней, и Ауриана ощущала, как ее грудь съеживается и засыхает, словно жертва, попавшая в паучьи сети.

«Авенахар! Моя красавица… что это я? Неужели я схожу с ума, печалясь о высохшем в моей груди молоке больше, чем об ордах неприятеля, идущих на нас с юга? Нет, Авенахар, я возьму себя в руки и преодолею все трудности на своем пути. Я не хочу, чтобы ты жила в том страхе, в котором всю жизнь жила я сама. Скоро, очень скоро я вновь увижу тебя. Ты находишься в безопасности. Мы загоним римлян в ловушку — в одну большую охотничью яму, и когда этих вурдалаков пожрет огонь, я приду к тебе, возьму на руки и принесу домой. Это будет очень скоро, может быть, даже этим летом. Но почему, Деций, я вижу, как ты недоверчиво качаешь головой? Ты всегда был моим врагом! Ты всегда разбивал мой покой, лишал мою душу мира. О мой насмешливый возлюбленный, увидишь ли ты когда-нибудь свое дитя? Авенахар! Твое имя, словно петля, накинутая на мою шею, сдавливающая мне горло. Я не могу думать о тебе без слез…»

Когда Ауриана переходила от костра к костру, дотрагиваясь до боевого топора, клинка меча, копья, ей казалось, что она видит призраков: вот этот ребенок с сияющими круглыми очами, которого жена одного из воинов крепко держит в своих руках, — Арнвульф в день своей смерти, а вон та старая карга со злобным взглядом, близко сидящая у костра, в глазах которой танцуют язычки пламени, — Херта, шипящая свои неистовые проклятья. А вон те смутные лица на заднем плане — это сам Бальдемар, его многоликий призрак, плачущий от горя и жалости к ней и приказывающий ей убить себя. Жажда мести набрала в народе неудержимую мощь, превратившись в бурную реку, которую ничем нельзя было удержать. Ауриана поняла, что даже всемогущая Рамис не могла бы справиться с накопленной в душах хаттов жаждой мести.

Удаляясь все дальше и дальше от алтаря, откуда неслись теперь далекие монотонные звуки голосов жриц, бормочущих заклинания над кровью жертвенных животных, Ауриана припомнила врезавшиеся в ее память слова предостережения, произнесенные Рамис много лет назад: «Я вижу тебя в ожерелье из костей, в плаще из человеческой кожи. Иди же навстречу своей участи, Жрица Смерти…»

  122