Последние отзывы

  169  

— Почту это за великую честь для себя, Витгерн.

Эти слова необыкновенно воодушевили Ауриану и придали ей силы — смерть вместе с друзьями казалась ей отрадной. Она продолжала искать Ателинду. Неужели ее мать сдержала обещание и приняла яд? Наконец, Ауриана увидела ее около входа в стойло. У Ателинды был такой вид, словно она стала свидетельницей конца света.

Пробираясь к матери, Ауриана услышала детский плач. Римские солдаты, очевидно, нашли то место, где прятались семьи воинов. Про себя она сотворила молитву в надежде, что в сердцах чужеземцев шевельнется жалость или же они прельстятся на деньги, которые можно выручить, продав этих светловолосых детей на невольничьем рынке, и они оставят их в живых.

«Суния тоже с ними. А я ничем не могу помочь. Так может быть, моя жертва богам смягчит ее участь?»

Ауриана почувствовала, что ей надо спешить. Иначе она не сумеет выполнить задуманное. Битва уже почти закончилась. Избиение пленных прошло свою кульминационную точку. Легионеры теперь стали сгонять женщин и детей в одно место, где их делили на десятки, заковывали в цепи и сажали на повозки.

Когда Ауриана со своими спутниками подошла к стойлам и хлевам, Ателинда бросилась к ней и обняла ее.

— Дитя мое! Ты жива!

— А ты не приняла яд, хвала богам!

Ателинда протянула ей кожаный мешочек с высушенной темной травой.

— Я подносила это ко рту и пять, и десять раз, но не могла это сделать из любви к тебе. Как же я оставлю тебя одну на этом свете?

— Мать, что станет о тобой? — в порыве отчаяния они бросились на шею друг другу, словно чувствуя, — что объятие это может стать последним.

Немного погодя, не отпуская от себя мать, Ауриана обратилась к Фастиле.

— Сходи и приведи из конюшни две лошади. Одну тебе, а другую Витгерну.

Не задавая лишних вопросов, Фастила бросилась за лошадьми.

— Ауриана, затем тебе понадобились лошади? — встревоженно спросила ее Ателинда.

— Мать, ты не должна видеть это, — лишь кратко ответила Ауриана.

Вдруг в этой всеобщей суматохе, в пыли они увидели приближавшегося к ним одинокого римского всадника, скакавшего во весь опор. Подскакав поближе, он поднял жеребца на дыбы и остановился перед женщинами.

— Это ты Ауриана? — прокричал он.

Правая рука Аурианы медленно потянулась к рукоятке меча.

— Да, — просто ответила она и взглянула в лицо кавалериста, разглядев через грубые черты признаки человечности.

Всадник снял свой украшенный плюмажем шлем и, наклонившись к ней, заговорил быстро и тихо.

— Я прибыл, чтобы спасти тебя от твоей судьбы, если можно так выразиться. Меня послал человек, которого ты не знаешь, но который хочет, чтобы ты обрела свободу и сохранила жизнь. Иди быстрее за мной. Я приготовил тебе коня. Он стоит за воротами. Ты не должна ехать на своем коне. Одень этот плащ с капюшоном. Лагерь окружен кавалерией, но у меня есть пропуск. Через тринадцать миль отсюда тебя будет ждать свежая лошадь, Поспеши. Я обеспечу твою неприкосновенность. Впереди у тебя долгая жизнь.

Она уставилась на всадника, не веря своим ушам.

— Что это? Ты освободишь меня одну?

— Не я, но другой человек.

— Этот единственный пример милосердия после того, как вы насаживали наших детей на вертела и предавали целые деревни огню и мечу наверняка покажется забавным вашим богам. Ты, наверное, сошел с ума?

— Нет, госпожа, и ты должна спешить!

Ауриана с решительным видом отступила от него прочь.

— Тебе следовало привести тысячу лошадей. Я не привыкла спасаться в одиночку. Ты оскорбляешь меня.

В глазах кавалериста она заметила обиду и поняла, что перед ней не злой человек. Это было странно, особенно если учесть обстоятельства их встречи.

— Передай тому, кто послал тебя мою благодарность, — сказала она помягче. — Я люблю жизнь и очень бы хотела жить дальше. Но мой ответ должен быть — нет.

— Ауриана, отправляйся с ним! — плача умоляла Ателинда, чья голова тряслась от волнения. — Ведь хоть одной из нас можно будет спастись.

— Я не могу этого сделать, мать, — нежно произнесла Ауриана.

— Госпожа, ты приняла глупое решение, — проговорил всадник и, круто развернув коня, поскакал галопом, быстро исчезнув в дыму.

Вдали раздался сигнал трубы. В его резком звуке слышались наглость и самоуверенность. Он возвестил об окончании сражения. С этого момента начинались повальные грабежи и мародерство. Легионеры старались урвать себе побольше пленников, которых даже не надо было связывать, настолько они были ошеломлены происшедшим. Когда Витгерн и Фастила вывели из конюшни двух вконец отощавших коней, Ауриана в последний раз окинула взглядом крепость, этот последний, дымящийся обломок того мира, в котором она родилась и жила, единственного мира, который она знала. Повсюду воцарилась тишина, казавшаяся неестественной. Повсюду валялись трупы, немые доказательства победы римлян. Убитые по всем правилам воинского искусства и совершенно безопасные, они, казалось, насмехались над жестокостью и зверством своих победителей. Зияющие рты беззвучно кричали: «Это то, чего вы хотели? Так получите же! Сильный может уничтожить слабого. Радуйтесь этому, убийцы».

  169