очень нудно 
78 
— Люси, твоя вера избавляет меня от всех преград, которые мешали моему счастью. Люси, ты боялась меня с первой нашей встречи, избегала меня, считала способным на преступление, но со вчерашнего дня я убедился, что ты не ненавидишь меня, что моя любовь не вполне безнадежна. Однако доверишься ли ты человеку, который начинает свою новую жизнь с нарушения клятвы? Он был вынужден сделать это, так как вырванная обманом клятва лишала его жизни, счастья и свободы! Согласишься ли ты вверить свою судьбу человеку, который принужден будет бороться за существование, которому на каждом шагу будут делать неприятности и ставить препятствия? Захочешь ли ты променять свою светлую, веселую жизнь на жизнь, полную тревог и забот? Оставишь ли своего брата, свою родину, чтобы последовать за мной? Может быть, тебя пугает такая будущность? Может быть, ты опять станешь бояться даже меня самого?
Последние слова Бруно произнес суровым тоном. Его непреклонный характер проявился даже в ту минуту, когда он предлагал страстно любимой девушке стать его женой. Правда, Люси уже не была тем веселым, резвым ребенком, который в страхе убегал от мрачного монаха. В тот час, когда она стояла рядом с ним в часовне у алтаря, она проникла в самую глубину его души, и ее страх бесследно исчез. А те несколько дней, в течение которых было пережито больше, чем можно пережить за годы спокойной, мирной жизни, превратили молоденькую девушку в глубоко чувствующую и все понимающую женщину. С безграничной любовью взглянула она на стоявшего перед ней Бруно и улыбнулась счастливой улыбкой.
— Еще вчера я считала тебя убийцей, Бруно, — ответила она, — была убеждена, что граф погиб от твоей руки, и все-таки не могла противиться твоим объятиям... Какие же доказательства нужны еще? Я думаю, что в ту минуту моя любовь выдержала самое тяжелое испытание и вышла победительницей.
Страстным движением Бруно крепче прижал к себе свою невесту, и его губы в первый раз коснулись ее губ.
Люси была права — их любовь выдержала самое суровое испытание. Бесконечное счастье охватило Бруно. Вместо тяжелых цепей, наложенных на него католической церковью, он чувствовал себя теперь связанным совсем другими узами, узами нежности и любви.
Глава 18
Быстро пролетели три года. Драма, происшедшая в самом аристократическом, самом влиятельном монастыре, не прошла бесследно, как ожидали многие. Если бы она разыгралась в более низком слое общества, если бы ее героем был обыкновенный смертный, о ней забыли бы скорее. Но так как действующими лицами были граф Ранек, его брат — могущественный настоятель монастыря, и отец Бенедикт, стоявший очень близко к семье Ранека, этой драмой настолько заинтересовались, что о ней говорили во всех кругах общества и даже при дворе. Как и предсказывал Бруно, никакого судебного процесса не было, и это обстоятельство вызвало большое неудовольствие и в высших сферах, и в народе. Предположение, что монастырь не допустит светского суда над монахом, вполне оправдалось. После того как приор отказался при свидетелях от своих слов, сказанных по адресу настоятеля, он бесследно исчез, и процесс не мог состояться за отсутствием обвиняемого.
Однако в связи с этим общественное мнение было так враждебно настроено по отношению к католическому духовенству, что самому существованию монастыря грозила опасность, и чтобы сохранить его, нужно было пойти на уступки. Настоятеля, допустившего побег арестанта, перевели в другой монастырь, якобы в наказание. Он получил назначение в один из вновь открывшихся монастырей, где были необходимы его сильная рука и твердая воля.
Бенедиктинцы выбрали настоятелем отца Евсевия, который скоро доказал, что даже в монастыре, где была заведена строгая дисциплина, руководителем может быть лишь очень одаренный человек. Бывший настоятель сумел за тридцать лет своей жизни в монастыре привлечь к нему внимание и доверие всего католического общества. Он ввел образцовый порядок, держал всех в слепом повиновении и успешно боролся с либеральными течениями последнего времени. Его заместитель не обладал ни его талантами, ни его энергией. Преданный слуга церкви, но не отличающийся силой характера, отец Евсевий не в состоянии был уничтожить те трещины в монастырском здании, которые образовались в нем вследствие разыгравшейся драмы, незаметно, но непрерывно они расширялись. Монастырь стоял еще, но со временем должен был рухнуть. Слабый настоятель не умел властной рукой сдерживать монахов; почувствовав относительную свободу, они позволяли себе личную инициативу, нередко вызывавшую нарекания в обществе, и прежняя слава и могущество ордена бенедиктинцев начали отходить в область преданий.
78 
