И вот сегодня он чувствовал приятное удовольствие, какое всегда доставлял ему Троллоп, от погружения в тихий викторианский мир, где добро есть добро, а зло есть зло, и их легко отличить друг от друга. У Харгривза не было детей, которые могли бы преподать ему несколько иной урок, – ни он сам, ни жена не хотели иметь детей, они были едины в своем желании, хотя, возможно, и по разным причинам. Он не желал добавлять к заботам служебным заботы личные (а дети в Африке были бы источником постоянных волнений); жена же его… что ж, с нежностью думал он, – ей хотелось сохранить фигуру и независимость. Обоюдное безразличие к проблеме потомства лишь укрепляло их любовь друг к другу. Пока он читал Троллопа со стаканом виски у локтя, она получала не меньшее удовольствие от чая, который пила в своей комнате. Для обоих это был мирный уик-энд – ни охоты, ни гостей, темный парк за окном: в ноябре ведь рано темнеет, – и Харгривз мог даже представить себя в Африке, вдали от Центра, в одном из загородных домов в буше, после одного из долгих пеших переходов, которые всегда доставляли ему удовольствие. Повар ощипывал бы сейчас за домом курицу, и бродячие собаки сбегались бы туда в ожидании подкорма… Огни, видневшиеся вдали, где проходила автострада, вполне могли быть огнями деревни, где девчонки ищут друг у друга в волосах вшей.
Он читал о старике Мелмотте [персонаж романа Э.Троллопа «Как мы нынче живем» (1875)] – проходимце, как называли его коллеги. Мелмотт занял свое обычное место в ресторане палаты общин… «Выгнать его было невозможно – почти столь же невозможно, как и сесть рядом. Даже официанты не хотели его обслуживать, но, проявив терпение и выдержку, он все-таки получил наконец свой ужин».
Харгривз невольно почувствовал симпатию к этому одинокому Мелмотту и с сожалением вспомнил, что сказал доктору Персивалу, когда тот заметил, что ему нравится Дэвис. Харгривз произнес тогда слово «предатель» – так же, как коллеги Мелмотта произносили слово «проходимец». Он продолжал читать: «Те, кто наблюдал за ним, утверждали, что он счастлив в своей наглости; на самом же деле он был в этот момент, по всей вероятности, самым несчастным человеком в Лондоне». Харгривз не был знаком с Дэвисом – он бы не узнал его, встреться они в коридоре конторы. Он подумал: «Возможно, я поторопился, окрестив его так… нелепая реакция… но ведь убрал-то его Персивал… Не следовало мне доверять Персивалу это дело…» И он снова взялся за чтение: «Тем не менее он – при том, что весь свет теперь отвернулся от него, что впереди его ждала лишь величайшая беда, какою может покарать взбунтовавшийся оскорбленный закон, – тем не менее он сумел так провести последние минуты своей свободы, чтобы создать себе репутацию наглеца». «Бедняга, – подумал Харгривз, – ему не откажешь в мужестве. А Дэвис догадался, что доктор Персивал подсыпал ему какое-то снадобье в виски, когда он на минуту вышел из комнаты?»
Тут раздался телефонный звонок. Харгривз слышал, как жена сняла трубку у себя в комнате. Она пыталась оградить покой мужа даже лучше Троллопа, но на том конце провода было что-то срочное, и она вынуждена была переключить телефон. Харгривз нехотя поднял трубку. Незнакомый голос произнес:
– Говорит Мюллер.
А Харгривз был все еще в мире Мелмотта. Он переспросил:
– Мюллер?
– Корнелиус Мюллер. – Последовала неловкая пауза, и голос пояснил: – Из Претории.
На секунду сэру Джону Харгривзу подумалось, что незнакомец звонит из этого далекого города, потом он все вспомнил:
– Да. Да. Конечно. Чем могу быть вам полезен? – И добавил: – Я надеюсь, Кэсл…
– Я как раз и хочу поговорить с вами, сэр Джон, _о Кэсле_.
– Я буду на работе в понедельник. Если вы позвоните моей секретарше… – Он взглянул на часы. – Она сейчас еще на месте.
– А завтра вы там не будете?
– Нет. Этот уик-энд я буду дома.
– А могу я приехать к вам, сэр Джон?
– Это что, – так срочно?
– По-моему, да. У меня есть большие опасения, что я совершил серьезную ошибку. Мне необходимо поговорить с вами, сэр Джон.
«Прощай, Троллоп, – подумал Харгривз, – и прощай, бедняжка Мэри: сколько ни пытаюсь не заниматься делами Фирмы, когда мы здесь, никуда от этого не уйдешь». Ему вспомнился тот вечер, когда была охота и Дэйнтри оказался таким некомпанейским… Он спросил:
– У вас есть машина?
– Да. Конечно.
Он подумал: «Впереди еще суббота – я могу быть свободным, если в разумных пределах окажу гостеприимство сегодня». И он сказал: