– Карина! Встань! Ты слышала, что я сказал?
Это была высокая стройная блондинка. Она улыбнулась ему, сладко потянулась. От этого движения грудь ее подалась вперед, и сквозь тонкую натянувшуюся материю проступили твердые соски.
Кхалил пресыщенным, ленивым взглядом посмотрел на нее.
– Устала?
– Немного…
– Держи…
Он бросил ей пачку банкнот. Она наклонилась, подняла деньги с пола и кончиком языка провела по губам, делая вид, что собирается съесть их.
– Ммм… Вкусно!
– Ты смогла бы съесть их?
– Запросто,- ответила Карина.
– Черта с два! Какая ставка? Какое ваше мнение?- обратился Кхалил к девушкам.
– Один съедает, один себе,- предложила француженка.
Номинал?- раздался голос немки.
– Ассигнации по 500 франков,- не задумываясь, предложил Кхалил и достал из кармана огромную пачку денег.
Для него, как и для Хадада, деньги не имели никакого значения.
– Начинаем?
– Внимание!
– Я готова,- ответила Карина.
Финка захлопала в ладоши в предвкушении сенсационной игры.
– Жри!- приказал Кхалил, протягивая первую купюру.
Карина, смеясь, взяла ее, скатала в шарик и проглотила.
– Вот так!
– Вкусно?
– Восхитительно! Еще…
Она широко раскрыла свою сумочку, чтобы удобнее было укладывать премиальные. Проглатывая вторую ассигнацию, Карина несколько изменила технику: перед тем как проглотить, она ее пожевала. На пятнадцатой ее лицо стало землистого цвета, но она храбро проглотила и ее. Теперь каждая очередная купюра сопровождалась глотком шампанского.
На лбу у девушки выступила испарина.
– Двадцатая!- крикнула немка.- Двадцать первая!
Проглотив двадцать пятую ассигнацию, Карина с перекошенным лицом бросилась в ванную. Ее стошнило. Кхалил пожал плечами:
– Когда я говорю, что деньги не приносят счастья, мне никто не верит.
***
– Вы звали меня, мистер?
– Да, Норберт,- ответил Ален, открывая глаза.- У меня небольшие неприятности с одеждой. Какой-то тип опрокинул мне на брюки кетчуп…
– Вы хотите, чтобы я съездил за одеждой в отель?
– Это было бы очень любезно с вашей стороны. Брюки, рубашку, туфли… Все найдете в шкафу.
– Больше ничего не надо, мистер?
– Я вышел без денег…
– Сколько, мистер?
– Тысячу франков.
Норберт достал из кармана две ассигнации по 500 франков.
– Возьмите, пожалуйста. Может нужно еще?- спросил Норберт.
– Нет, нет, спасибо. Этого достаточно.
– Хорошо, мистер. Я скоро вернусь.
Он улыбнулся, надел фуражку и по-военному повернулся на каблуках. Накануне вечером он выиграл у двух других шоферов «роллсов» 8000 франков в покер. Но, в отличие от своего хозяина, он не позволил какой-то Наде Фишлер выудить их у него.
Ален задумчиво смотрел ему вслед. От всего состояния у него осталось всего лишь 20 000 долларов, которые Сэмми уговорил взять на карманные расходы. В другое время и при других обстоятельствах это были бы деньги, но в Каннах этого едва хватало на день на чаевые.
***
На кухню влетел поваренок. – Он уходит!
Дремавшая бригада поваров вскочила на ноги. Марио поправил узелок бабочки под подбородком и направился в игорный зал. Было десять часов утра. Увидев Марио, принц сделал ему знак рукой. Конец игры сопровождался всегда одним и тем же ритуалом. У Хадада была странная прихоть: живя в «Мажестик», он питался только с кухни «Палм-Бич». Четыре человека на кухне всегда были готовы приготовить любое блюдо, заказанное принцем, и плевать они хотели на бессонные ночи. Сезон продолжался три месяца, в году их было 12, а чаевые, которые оставлял Хадад, позволяли им комфортно жить оставшиеся девять месяцев.
– Принц? Что прикажете? Рыбу или мясо?
– Рыбу. Жареную, просто жареную. И блины.
Мысленно Марио поздравил себя: принц не заказал суфле.
– Фрукты?
– Да. Я хотел бы сесть за стол через четверть часа.
– Будет исполнено!
Марио бегом пересек зал, влетел на кухню и отдал команду: все принялись за работу. У служебного входа в «Палм-Бич» под парами стоял грузовичок, в который загружалась еда и теплой доставлялась в «Мажестик».
Хадад пребывал в отличном настроении. За несколько банков он до нитки обобрал Надю Фишлер. В прошлом году он направил к ней Кхалила, чтобы тот передал ей его предложение переспать с ним.. К его большому удивлению, она отказала. Но принц прекрасно знал, что добродетель женщины растворяется как дым перед определенным количеством нулей. Задетый за живое ее отказом, он поклялся, что возьмет ее по-другому…