9 
С тяжелым вздохом Лиана опустилась в кресло. Так стоит ли перед ним оправдываться? Пусть думает, что хочет. Ее это не должно волновать. Какой мерзкий тип, думала она, разглядывая его.
Вдруг ей в голову пришла одна мысль. Прищурив глаза, она заговорила:
— Кстати, насчет тех писем, которые вы не постеснялись читать… моих писем бабушке Глории…
— …которые недвусмысленно свидетельствуют, что вы давно замышляли обмануть старую бездетную вдову и прибрать к рукам ее наследство?
Лиана пропустила очередную его колкость мимо ушей.
— Так вот, это мои частные письма…
— Уже давно не ваши. Это собственность тиа Глории.
— Верно. А теперь это моя собственность. Ведь дом принадлежит мне, правда? Так что у вас не было никаких прав читать мою переписку.
— Может быть, вы считаете, я не имею права даже сидеть на этом диване?
Лиане показалось, что при этих словах он еще плотнее вжался в спинку дивана. В его глазах заплясали насмешливые огоньки, словно он бросал Лиане вызов.
— И не имею права находиться в этом доме? — продолжал Фелипе. — Может быть, вы желаете лично вышвырнуть меня отсюда?
Эта мысль ей понравилась. Что ж, было бы неплохо последовать его недвусмысленному совету. Но Лиана улыбнулась и ответила:
— Мне это даже в голову бы не пришло. Как видите, я достаточно гостеприимный человек.
Он раздвинул губы в искренней улыбке, которая очень удивила Лиану. Оказывается, он может тепло и даже обворожительно улыбаться…
— Ну слава Богу, — ответил он, продолжая улыбаться. — Мне было бы немножко стыдно, если бы меня вышвырнула такая молодая женщина, как вы. Стыдно и как-то непривычно…
Конечно, он издевался над ней. Лиана это хорошо понимала. Никто и ниоткуда не смог бы выставить Фелипе Мендеза против его воли. Что уж говорить о хрупкой молодой женщине…
И в то же время, странное дело, она почувствовала в словах Фелипе что-то еще — трудноуловимое… Кажется, его насмешка имела еще один скрытый смысл, скорей всего сексуальный.
Лиана не желала принимать подобные намеки. Этот человек был ее двоюродным братом, к тому же не вызывал ничего, кроме неприязни. А в Лондоне ее ждал жених…
— Гостеприимство — это одно, — сухо проговорила она, — а чтение чужих писем — совсем другое. — Лиана постаралась придать суровости и строгости своему взгляду. — Я вам уже сказала, что считаю это весьма дурным тоном.
— Особенно если иметь в виду, что эти письма представляют вас далеко не в самом выгодном свете.
Итак, ее суровость не произвела на него никакого впечатления. Фелипе откинул голову на подлокотник и растянулся на диване, приняв позу одновременно вызывающую и непринужденную. Рассматривая его загорелые и мускулистые руки. Лиана не могла не признать, что они в своем роде произведение искусства.
— Это ваши собственные домыслы, — промолвила Лиана, отводя взгляд в сторону. — Они просто хорошо соответствуют вашему предубеждению против меня. Она тоже удобно откинулась в кресле и положила руки на подлокотники. — Так или иначе, а совать нос в чужие письма вы не имели права.
— Боюсь, здесь вы ошибаетесь, — ответил он, слегка взмахнув рукой. Лиана не могла не заметить, как под загорелой кожей заиграли комки мышц. — Я имел полное право прочитать ваши письма.
— Почему это? Не потому ли, что вы приходитесь Глории внучатым племянником?
— Я этого не говорил.
— Тогда почему же? — скептически спросила Лиана и, не дожидаясь ответа, продолжала:
— Вы сами только что сказали, что этот дом принадлежит мне. И дом, и все его содержимое. Так что у вас не было никакого права.
Черные глаза Фелипе бесцеремонно изучали ее.
— Ну, не будьте такой жадной. Сказать, что все принадлежит вам, будет, пожалуй, преувеличением…
Он сделал паузу, рассчитанную ровно на столько, чтобы она прониклась смыслом его слов и залилась краской смущения. Она никогда не была жадной. Уж что-что, а жадность никогда не входила в число ее недостатков. Но Фелипе смотрел на нее так, что ее не могло не охватить чувство стыда и вины.
Едва ли не извиняясь. Лиана пробормотала:
— Но ведь вы сами мне сказали…
— Если так, то я признаю свою ошибку, сеньорита. Дом, обстановка, ковры, картины… Даже вилки, ложки и кастрюли на кухне, даже чашки в серванте… Все книги на полках… Благодаря самоотверженности и настойчивости, с которой вы строчили письма бабушке, все это теперь на законном основании, а может быть, и принадлежит вам.
9 
