Последние отзывы

  164  

— Маркус, вы слышите меня? — раздался визгливый голос адвоката возле самого уха. Маркус спокойно посмотрел на раздраженного мужчину и так же спокойно сказал.

— Вы передали моей сестре, чтобы она подготовила все документы на опекунство моего сына? А так же я бы хотел передать доверенность своей бывшей жене на неограниченное право действовать от моего имени во всем, что касается моего имущества и финансов!

Макконахи посмотрел на него, как на безумного и чуть не крича заговорил срывающимся голосом;

— Маркус вы в своем уме, о чем вы думаете сейчас?! Вам светит как минимум пятнадцать лет, если ничего не получится! И вообще я не советую вам этого делать! Лучше определить ежемесячное содержание сыну и …

— Я не спрашивал вашего совета в этом вопросе! — перебил Маркус мужчину и твердо посмотрел на него, пресекая взглядом дальнейшие рассуждения в этом направлении. Адвокат тяжело вздохнул и покачал головой:

— Как знаете. Кажется, мы все обсудили. Пожалуйста, я очень прошу — будьте более живее перед присяжными! Вся надежда только на них!

Маркус усмехнулся, но кивнул.

— До завтра! — попрощался Макконохи и ушел.

Через десять минут Маркус снова был в камере. Устало упав на койку и уставившись в потолок, он лежал до утра. Мыслей не было, так же как и эмоций. Завтра все закончится наконец то. Он был выжат как лимон. Он устал — сил больше не было да и не хотелось ничего!

Утро он встретил так же безразлично, это чувство сопровождало его до самого здания суда. И только там он почувствовал нечто похожее на волнение. Пробирались сквозь толпу. Люди что-то кричали, спрашивали, негодовали, хватали его за руки, но он не слышал ничего и не замечал, все было как в тумане. Только в зале суда сердце вздрогнуло, когда он увидел мать. Она словно постарела лет на десять — осунувшаяся, с дрожащими руками, красными от слез глазами. Увидев его в наручниках, с заведенными за спину руками, мать не сдержалась и зарыдала. Сестры тоже были здесь и вид у них был не лучше.

Вскоре все заняли свои места и судья объявил о начале суда. Цирк начал представление. Маркус с усмешкой наблюдал за потугами прокурора, который из кожи вон лез, доказывая присяжным, что он развращенный, зажравшийся ублюдок место, которому только в тюрьме. Свидетели со стороны обвинения это с успехом подтверждали, Макконахи с каждой минутой все сильнее нервничал и уже не сдерживаясь процедил;

— Черт бы тебя побрал, Маркус! Неужели трудно смотреть на присяжных не свысока?

В этот же момент объявили еще одного и самого главного свидетеля. Усмешка слетела с лица Маркуса, время для него замерло, когда Анна вошла в зал. Она была серьезна и собрана, голова гордо вздернута, глаза блестели, походка была уверенной и твердой. Было непривычно видеть ее такой, но после всего иначе можно было только сломаться. Она посмотрела на него, но взгляд ничего не выражал, он просто оценивал, фиксировал и не более. Маркус нервно сглотнул, а прокурор начал задавать вопросы о том как было совершено убийство. Анна спокойно отвечала, но Маркус заметил и дрожащие руки, и побледневшие губы. На него она не смотрела, пока прокурор не стал давить;

— Миссис Райли! — с нажимом произнес Харди. — Скажите ваш бывший муж способен на хладнокровное убийство?

— Нет! — твердо ответила она. Прокурор улыбнулся хищной улыбкой и продолжил;

— Но ведь вы не будете отрицать, что мистер Беркет очень жесток?!

— А при чем тут оценка его личных качеств?

— Отвечайте на поставленный вопрос!

— Протестую!

— Протест отклонен!

Маркус снова усмехнулся — цирк! Анна взглянула на него, теперь ее взгляд был другой, он о чем то говорил, но Маркус не понимал, Аня закусила губу, а потом сказала;

— Нет!

— То есть вы отрицаете, что ваш бывший муж избил вас так, что вы даже попали в больницу?

Маркус смотрел на нее, понимая, что ее загнали в угол. Внутри него все замерло, было так тяжело смотреть, как она содрогнулась от этого вопроса, как побледнела и снова на какой то миг превратилась в ту девочку испуганную, затравленную и отчаянную. Хотелось придушить гада, но в первую очередь себя за все это дерьмо, за всю эту грязь, которую теперь с упоением мусолили всякие мрази. Маркус закрыл глаза, было горько, было больно — правда была слишком уродской!

— Нет, не отрицаю! — голос был подавленный, он резал на части. Маркус посмотрел в глаза Анны, время словно остановилось для них, в свой взгляд Маркус пытался вложить все раскаянье, и Анна словно поняв его, кивнула в ответ, но он списал это на свое состояние, потому что вряд ли такое было возможно! А тишину меж тем разорвал драматический возглас прокурора.

  164