Особенно,... 
58 
-Маркус, ты слышишь меня? Я говорю, что послала следом за ней нашего шофера. Позвони ему, он тебе все расскажет и, пожалуйста, езжай за ней поскорее, она в таком состоянии, что обязательно наделает глупостей! Маркус… ну зачем, зачем ты при ней так себя повел, ну, Господи..
-Я ее найду, не волнуйтесь!-вновь перебил я, было невыносимо слышать со стороны то, что я и так знал и понимал прекрасно.
Через двадцать минут меня встретил у входа в клуб наш шофер и показал, где находится моя жена. Все это время он пристально следил за ней и за тем, чтобы пресса не стала свидетелем ее срыва и моего, как оказалось тоже. Когда я увидел ее совершенно невменяемую, трущуюся, словно сучка в течке об какого–то кобеля, меня всего вывернуло наизнанку, все, что я годами в себе воспитывал, испарилось в один миг. Я мысленно убивал м*дака, который лапал ее, хотелось размазать его по стенке, когда рука сопляка пропутешествовала к ее груди, про Анну я даже думать не хотел, потому, как желание схватить за волосы и хорошенько врезать по лицу было зверским. Но даже если бы меня и переклинило, вряд ли бы когда-то еще решился поднять на нее руку. Да и если честно, разве я могу, имею ли я право злиться на то, что моей женщине настолько больно, что она не может с этим справится. Мне тоже больно, чудовищно больно, но каждый по своему эту боль проживает, по-своему, а должны вместе. И глядя на Эни, я понимаю, что ярость уходит, я дышу глубже, но дышать мне тяжело, потому что не могу смотреть, как она сама себе делает еще больнее, словно мазохистка, издевается над собой. Во мне нет больше гнева, есть только бесконечное сожаление о том, что я ни чем не могу помочь. Никак не могу облегчить ни свои, ни ее страдания.
Я двинулся в сторону танцпола, думал, что все обойдется, в принципе и обошлось. Я был спокоен, поэтому лишь показал зарвавшемуся сопляку его место. На тот момент меня волновало состояние Ани, она была чем-то накачена, и явно здесь обошлось не только алкоголем. Лицо бледное, глаза горят и эти расширенные зрачки. Боже! Я заледенел от ужаса. Перед моим взором встала картинка, где у меня в ногах ползает Лорен, скорчившаяся от ломки, вся в соплях и слезах, готовая ради дозы на любые условия. Меня передернуло, представить Аню такой – да лучше ее или себя сразу прикончить. Я это моральное убийство просто не вынесу, для меня лучше бы она погибла в той аварии, но вот так себя разбазаривать, я ей не позволю или лучше удавлю. Я потащил ее на выход, моей главной задачей было сделать все незаметно. Еще не хватало, чтобы мою жену видели обдолбанную в г*вно, выходящей из клуба для студентов. Но Анна была совершенно невменяема и всячески препятствовала мне. Как я еще держался, ума не приложу . Хотелось прибить идиотку. Я затащил ее в темный угол, чтобы вправить мозги, но случилось совсем невероятное, моя скромница жена превратилась в развязную девицу. Только меня сия пошлятина не возбуждала, а раздражала до безумия. Я был вновь застигнут врасплох, растерялся и по инерции ответил на ее сексуальные поползновения. Но с каждой секундой я все больше злился на себя, на нее. Все же на физическом уровне ее действия находили отклик. Но вот психологически я ее не хотел, я еще не совсем придурок и знаю, во что мне отольется эта уступка. Меня обвинят в том ,что я ублюдок и во всем виноват. Нет уж, спасибо! У тебя милочка не получится вновь свалить с себя ответственность. А вообще такого «добра» я наелся на три жизни вперед. И хотя меня и в молодости мутило от баб-торчков, но тогда было совершенно неважно в каком там состоянии пребывает очередная подстилка. Анна же моя жена. Поэтому тр*хать ее, когда она под кайфом мне не просто противно, это что-то совсем запредельное. Извращение какое-то, неуважение ни к ней, ни к себе. Я буду спать с ней только тогда, когда она будет отдавать отчет своим действиям, когда не сможет сказать: "Ты урод и мною воспользовался.» Хотя честно, сложно уразуметь, кто и кем в данной ситуации бы воспользовался. Но повода это сказать мне у нее не будет. Ах, я задел ее своим отказом. Ничего стерпит, зато утром, может, задумается над своим поведением, а если нет, то я ей сам промою мозги. Но все эти мысли вылетели из моей головы, когда мы оказались на улице. Я сначала ничего не понял, когда Анна двинулась в сторону темного переулка. Я подумал, что она собирается сбежать и сразу помчался следом, но открывшаяся картина поразила меня настолько, что я застыл и не мог некоторое время ничего предпринять. Слишком живо, аналогично и омерзительно я увидел себя со стороны. Я смотрел, как моя жена выплескивает безудержную ярость на этого мужика и понимал, что это меня она так ненавидит, меня бьет со всего маху. Сейчас для нас не было этих людей, были только мы: я - моральный ушлепок, поднявший руку на свою женщину и она - слабая, забитая, привязанная ко мне ребенком и моим материальным преимуществом, а как следствие, и социальным. И все что она сказала после, укрепило меня в этом предположении. Больно ли? Да, но не от слов, а от того, что я ничего не могу изменить. Не могу отмотать назад ленту жизни и схватить себя за руку в момент, когда впервые занес ее над ней. Не могу заткнуть себе рот и не говорить ей всей той грязи и мерзости, не могу вернуть тот момент, самый страшный момент, когда я озверел и творил поистине жуткие вещи, но самое главное, что не могу вернуть ее доверие и ту девушку, что лежала рядом со мной на заднем сидении машины и пыталась объяснить, что оказалась здесь не по распущенности, а просто потому что наивная дурочка, доверившая себя самому конченому отморозку. Вот от этого мне хочется выть волком. А все что она сказала мне… да, режет без ножа, хлещет без кнута, но не вызывает агонии, потому что всего лишь следствия, причиной которых являюсь я сам и мое скотское отношение.
58 
