Особенно,... 
33 
Ей нравилось убаюкивающее звучание его голоса. Она вдруг поняла, что на час они совершенно забыли о своей настороженности по отношению друг к другу. Они пережили приключение, они смеялись, и их враждебность уступила дорогу дружеской симпатии. Энди ощутила укол сожаления — встреться они при иных обстоятельствах, все могло быть иначе. У него не было бы причин подозревать ее в корысти, а она смотрела бы на него не как на препятствие, врага, но как на мужчину. Небо за окном уже стало серым в преддверии рассвета, и мрак коридора понемногу рассеивался: теперь она могла разглядеть его лучше. Он был расслаблен, его губы не были сурово сжаты упорством или неприязнью. От улыбки в уголках глаз стали заметнее маленькие морщинки. Эти складки, белые на его смуглой коже, образовывали узор, который ей хотелось обвести пальцем. Он скрестил руки на груди, и она увидела, как напряглись мышцы под кожей. У него была широкая грудная клетка, покрытая темными волосами — это казалось ей соблазнительным.
— Вернешься в постель? — мягко спросил он.
Он посмотрел на ее губы.
— Нет, не думаю. Я заработаю себе головную боль, если лягу так ненадолго. А ты?
Он с некоторым опозданием встретил ее глаза:
— Ммм… Нет, нет, я обычно встаю с рассветом.
Она кивнула, посмотрела вдоль коридора, на пол, на свои босые ноги, стоящие так близко к его. Она провела с ним больше часа, одетая лишь в легкий намек на ночную рубашку и полупрозрачное кружево трусиков. Только теперь, в предрассветном доме, она ощутила неловкость из-за своего легкомысленного наряда.
— Ну что ж, спасибо за приключения, — бросила она весело, поборов комок в горле. Ее тело вдруг стало тяжелым, обремененным желанием.
— Это было приятно. Увидимся позже.
— Да.
Сказать больше было нечего, кроме, быть может, «почему бы тебе не зайти?», или «почему бы нам не продолжить это разговор у меня в комнате?», или «я хочу тебя, поцелуй меня сейчас же». Но она не могла. Вместо этого, чтобы не сболтнуть лишнего, Энди вошла в свою комнату и мягко закрыла за собой дубовую дверь. Ей хотелось услышать его шаги, но через минуту она вспомнила, что он не обут, и покинула свой пост у порога.
Энди ощущала какую-то растерянность. Не вполне понимая, чем себя занять, она решила принять душ и вымыть волосы. А оставшееся до приезда съемочной группы время она потратит на подготовку к интервью.
Горячая вода оказала на нее живительное действие, она почувствовала себя свежей и бодрой. Впрочем, не сказать, чтобы до этого она была вялой. Напротив, все ее чувства были обострены до предела, самые легкие прикосновения превращались в ток, пронзали все тело. Она нашла, кажется, каждое свое нервное окончание, пока вытиралась полотенцем и наносила цитрусовый лосьон для тела на руки и ноги. Энди забыла взять в ванную свежее нижнее белье, поэтому просто накинула на себя многострадальную батистовую сорочку. Просвечивающая мягкая ткань легла на кожу, будто облако. Ночная рубашка с глубоким вырезом, на тонких лямках ласкала ее чистое, разгоряченное тело прохладой. Вернувшись в комнату, она села на подоконник, чтобы высушить волосы. Уже много лет назад она бросила затею придать своей прическе какой-то жесткий стиль, поскольку у ее волос, похоже, имелось собственное мнение на этот счет. Сейчас она с равными интервалами орудовала расческой в непослушной влажной гриве, как дрессировщик, щелкая кнутом, лишь на время усмиряет тигра. К ее удивлению, Энди частенько спрашивали, где ей укладывали волосы.
Солнце показалось из-за дальнего холма, и золотисто-розовое сияние разлилось по всей долине. От красоты пейзажа у нее перехватило дыхание — мир был напоен спокойствием и гармонией. Любовь Лайона к своей земле была более чем понятна и заслуженна. Деликатный стук в дверь отвлек ее от созерцания.
— Да?
Приняв это за приглашение, Лайон открыл дверь, в руках он держал поднос с кружками.
— Я сварил кофе и думал, ты…
Он никогда не видел ничего столь же прекрасного и никогда не хотел обладать женщиной больше, чем сейчас. Она застыла в положении, в котором он ее застал — рука с расческой закинута вверх, к медовым волосам, окружающим ее голову, будто сияющий нимб в свете восходящего солнца. Кожа казалась прозрачной в мягких утренних лучах. Под ночной рубашкой угадывались смуглые соски и очертания груди, ткань соблазнительно топорщилась под их напором. Поднос был мгновенно отставлен в сторону — на маленький кофейный столик. Лайон закрыл дверь и пересек комнату, ни на мгновение не отводя от нее глаз — моля ее не двигаться, не говорить. Он никогда не чувствовал подобного. Он стал искушенным любовником еще в юности и никогда не испытывал нехватки в женском внимании, чтобы совершенствовать полученные знания на практике. После того как Джери ушла, он некоторое время был груб с партнершами, овладевал ими бесцеремонно и эгоистично, думая только о себе, о том, чем, как Лайону казалось, они обязаны ему — все из-за унижения, причиненного бывшей женой. Такое отношение постепенно смягчилось, поменялось, и никто из женщин, на краткое время познавших его любовь, не мог забыть подаренных им прикосновений. Его мужская гордость была восстановлена. Теперь же он чувствовал себя зеленым юнцом. Он подошел к подоконнику и сел рядом с ней, приютившейся в уголке, в надежде, что она не чувствует его смятения.
33 
